Знак шпиона - Троицкий Андрей

Время близилось к пяти вечера. Тишина стояла такая, что, кажется, можно было услышать мух, жужжащих возле свалки, устроенной на развилке дорог у выезда из поселка. Жители одноэтажного дома, обнесенного глухим забором из песчаника, казалось, наслаждались сиестой, потому что два часа послеобеденного сна для испанца такое же святое дело, как ежедневная молитва для мусульманина.

Этот дом пару лет назад приобрел Нестеров, оформив покупку на подставное лицо. Время от времени здесь останавливались какие-то люди, по виду иностранцы, средней руки бизнесмены, приезжающие в Мадрид по делам и не желавшие тратиться на отели. На первом этаже находилась большая гостиная, просторная кухня, два кабинета, комната отдыха, ванная, на втором этаже две спальни, по периметру дом огибала широкая летняя веранда. Обстановка самая простая, без излишеств и роскоши. Под домом располагался гараж на два автомобиля, небольшой винный погребок и ружейная комната.

Именно гараж Колчин выбрал для допроса Дьякова. Помещение просторное, прохладное с бетонным полом и смотровой ямой. Из обстановки старый письменный стол, несколько плетеных кресел, под потолком пара узких прямоугольных окон, которые давали слишком мало света, поэтому пришлось включить люминесцентные лампы. Дьякова усадили в кресло за стол, лодыжку левой ноги пристегнули наручниками к цепи, другой коней которой прикрепили к ножке верстака. Цепь была довольно длинной, Дьяков при желании мог ходить в углу гаража или, снимая крышку с большого металлического ведра, заменявшего парашу, справлять в него малую нужду. На стол поставили стакан и графин с водой с разведенной в ней марганцовкой.

Раны Дьякова в полости рта продолжали кровоточить, язык, слизистая оболочка щек и небо, распоротые лезвием бритвы, распухли, покрылись белым нездоровым налетом. Утром он принял лошадиную дозу антибиотиков, но раны, кажется, начинали гноиться. Лицо, опухшее от побоев, превратилось в один огромный синяк, отливавший синими, багровыми и черным оттенками. Картину дополняла надвое рассеченная верхняя губа, края которой попадали в беззубый рот, вылезали из него, шлепали по языку. Дьяков говорил медленно, с усилием, делал долгие паузы, он выдавливал из себя слова буквально с кровью.

Колчин, устроившись в низком плетеном кресле, положил ноги на кривой деревянный ящик и терпеливо слушал. Напротив стола он укрепил на штативах две аналоговые видеокамеры, которые вели непрерывную съемку допроса. Когда лента подходила к концу, Колчин вставлял новые кассеты, нажимал кнопки, и допрос продолжался. Особых успехов не было, беседа, застряв на одном месте ещё два часа назад, не сдвинулась ни на сантиметр, но Колчин не надеялся на скорый результат.

– Когда и при каких обстоятельствах ты познакомился с Медниковым? – этот вопрос Колчин задавал уже во второй раз.

Дьяков налил в стакан воды с марганцовкой, отхлебнул, прополоскал рот, выплюнул жидкость на пол. И вытер рот платком, уже пропитавшимся кровью и слюной.

– Я уже говорил, что точно не помню. Мы вместе работали в ФСБ. Какое-то время. А потом меня вышибли из конторы. Выбросили на улицу. С тех пор мы виделись один раз. В каком-то кабаке.

На этот короткий ответ Дьякову потребовалось пять с половиной минут.

Колчин не спешил с новым вопросом. Стало тихо. В углу на высокой подставке стрекотал вентилятор, перемалывая воздух своими кривыми лопастями. Где-то за окном голосистая птичка пела о том, что человеческие печали не утолить ни любовью, ни смертью.

– От кого ты получил задание убить Уильямс?

– Уильямс? Это кто?

– Что ты знаешь о похищении и убийстве Ходакова?

– Ничего.

– Что тебя связывало с дипломатом Никольским, который покончил с собой в Москве?

– Связывало? Я не гомик. Ничего не связывало.

– Ты все забыл? – усмехнулся Колчин. – Я так и знал. Значит, нужно тебе помочь. Ты представляешь себе, какими средствами придется освежать твою память? Знаешь, как это делается?

Колчин встал из кресла, прошел вдоль стола к верстаку, присел на его край, свесив ноги. Дьяков молчал, он обмакивал край носового платка в стакан с водой, подносил платок к верхней губе, прижимал к ране. И, кажется, был полностью поглощен этим занятием.

– Испанцы вечерами и ночами любят ездить на мотоциклах, врубать музыку на полную катушку, – сказал Колчин. – Они слушают её даже ночью. И соседям это не мешает, так тут заведено, таков стиль здешней жизни. Никто не вызывает полицию, если вечером нарушают тишину. На своей земле, в своем доме я могу орать благим матом, и никто не пошевелит пальцем, чтобы меня остановить. Если человек не нарушает тишину – это плохо, значит, он заболел. Так тут живут.