Знак шпиона - Троицкий Андрей

Колчин не стал спорить по поводу погибших чеченцев, потому что спорить было не о чем. Только прижал палец к сжатым губам, давая понять Никишину, что тот заходит слишком далеко. Критиковать англичан позволено только самим англичанам, правда, они этим правом пользуются крайне редко.

– Англия – это старейшая монархия. Тут богатые традиции…

– А, да брось ты, – отмахнулся Никишин. – Их монархия – это бесполезный сувенир в серванте. Вещицу показывают гостям. Вот видите, у вас такой штуки нет. Время от времени королеву сажают на телегу и катают по площади. В сопровождении гвардейцев в красных пиджаках и меховых шапках. В эти минуты глаза англичан увлажняются от избытка нахлынувших чувств. Королеву любят все.

– И пусть себе любят. Это не так уж плохо, как тебе кажется.

– Но чего стоит эта любовь? На содержание монархии каждый англичанин ежегодно тратит шесть пенсов. За эти деньги тут коробки спичек не купишь. И каждый год в газетах и на телевидении разгорается жаркие, чуть не до драки, дискуссии на тему: не слишком ли большие деньги мы расходуем на любимую королеву? А не урезать ли содержание? Наверное, старуха жирует? Шляпки покупает… Заманчиво тратить не шесть, а пять пенсов, ещё лучше – четыре. Потому что рядовой английский обыватель жаден, как сто евреев. И сбереженный пенс – его крупная жизненная победа. Тебе известно, например, что в Англии самый высокий в мире процент лесбиянок? Их тут море. И этих несчастных женщин можно понять. Андестенд?

– Не андестенд. При чем тут лесбиянки? – удивился Колчин, он уже не держал в руках нити спора и не понимал, куда этот спор заведет.

– Да притом, что здешние мужики злоупотребляют пивом, накачиваются каждый день по самые гланды. Только на него и не жалеют денег. Пиво порождает апатию, болезни сердца и импотенцию. После сорока лет большинство здешних мужчин ничего не представляют собой в постели. Им остается обсуждать футбольные новости, облагораживать газон за домом, надувать щеки и, главное, корчить из себя хранителей каких-то мифических традиций, которых давно не существует в природе. А женщины покупают вибраторы или переходят на однополую любовь.

– Вырождение нравов?

– Назови это другим словом, покрепче. Сдать родного ребенка в интернат, законопатить мать старуху в дом престарелых для нас, русских, – свинство высшей пробы. А здесь это норма жизни. Так поступают все или почти все англичане. Потому что дети и старики в их представлении существа «странные», то есть неудобные, плохие. Значит, должны жить не в семьях, не с родными, а в казенных домах.

– Я смотрю, ты слегка недолюбливаешь эту страну.

– Ты чертовски догадлив, – усмехнулся Никишин. – Вот именно: слегка. Я хоть и получаю тут приличные бабки, считаю дни, жду, когда моя командировка наконец закончится. Надоело все до такой матери…

Никишин неожиданно замолчал. Оттолкнувшись ногами от пола, откатился на своем кресле в сторону. Дверь в кабинет заведующего бюро пунктом приоткрылась, на пороге появился Виктор Сергеевич Старцев. Встретившись взглядом с Колчиным, поманил его пальцем и снова исчез за дверью. Колчин поднялся, постучал в дверь начальника.

Старцев, очень живой подвижный мужчина, не страдавший комплексами по поводу своего избыточного веса и небольшого роста, занимал должность заведующего корпунктом, поэтому он единственный из всех сотрудников имел отдельный кабинет, тринадцатиметровую комнату, заставленную дряхлой мебелью. Начальник внимательно посмотрел в лицо Колчина, на его поцарапанную щеку, залепленную пластырем, и сурово покачал головой, сделав для себя какие-то грустные выводы по поводу нового стажера.

– М-да. Это что у тебя на физиономии? Перебрал что ли вчера? Асфальтовая болезнь случилась?

– Был у пластического хирурга. Пережил подтяжку кожи. Могу дать телефон врача. Пригодится вам или вашей жене.

– Мне не по карману пластический хирург, – Старцев не воспринимал юмора подчиненных, он был воспитан в том убеждении, что остроты могут позволять себе только большие начальники, да и то в свободное от работы время. – А ты плохо начинаешь. Если и дальше так пойдет, легко догадаться, чем кончится твоя командировка. Турнут отсюда под зад коленом раньше срока. И в Москве шею намылят. Станешь невыездным. Будешь сидеть в новом здании с видом на бульвар, копаться в чужой писанине за мизерные деньги. Чтобы, так сказать, не позорил за рубежом имя и честь… Короче, ты все понял?