Обитель ночи - Мартин Том

Джек смотрел на нее, ожидая реакции.

— Это самая древняя кость гоминида из всех, когда-либо обнаруженных в Азии. То, что я искал столько лет. Это подводит мою работу к завершению и доказывает, решительно и бесповоротно, что я прав. Современный человек на самом деле ходил по земле четверть миллиона лет назад… Денег я за это не получу, зато буду знать, что я прав. Вот везу его в Мет.^[64] Они мне не поверят, но все равно покажу. — Он печально усмехнулся.

— Слушайте, это ж здорово. Просто грандиозно! Спасибо, что показали мне.

Однако Нэнси не понимала, что происходит. Она видела, что выражение его лица изменилось, он потерял всякое спокойствие. Руки двигались над костью, словно он боялся прикасаться к ней. Затем Джек сказал:

— Нэнси, на свете немного тех, кто понимает суть моей работы, а тем более верит в нее. Сказать по правде, был всего один такой человек… — Джек опустил глаза на череп. — Две недели назад эту вещь прислали по почте на мой домашний адрес в Дели…

Нэнси резко расхотелось слушать его. Она даже подняла руку, словно пыталась остановить Джека. Она готова была подняться и уйти, но что-то ее удерживало. И Джек продолжал говорить, и ей пришлось услышать все:

— Его прислали из Поме, что около гомпы Бхака, то есть из Тибета. В посылке была записка, адресованная вам. Простите, я прочитал ее, прежде чем понял, что это не мне. Возможно, я в любом случае прочел бы ее… На ней проставлены точные координаты, широта и долгота, и еще кое-что.

Джек выложил на стол клочок бумаги и жестом предложил Нэнси взять его.

— Я снова стал пешкой, — заметил он с невеселой улыбкой.

Нэнси взяла записку. Она прочитала ее и тотчас выронила, словно бумага обожгла ей руку. Ярко светило солнце. Все вокруг было мирным и будничным, мимо шагали люди со стаканчиками кофе и газетами, будто в жизни нет никаких загадок и тайн. Почти минуту Джек Адамс ждал, что скажет Нэнси. Затем растерянно пожал плечами и закрыл коробку.

— Простите, что приехал сюда. Думал, вы захотите взглянуть… Мне казалось, это поможет вам избавиться от угрызений совести. Но, наверное, так еще хуже.

Записка лежала у нее на коленях — безвредный клочок бумаги. Но Нэнси не могла собраться с силами и снова посмотреть на нее.

— Ну что вы, не принимайте все так близко к сердцу! — сказал Джек. — Бог знает, как ему удалось выкарабкаться. Могу предположить, что какое-то племя набрело на него… Судя по этой записке, Антон жив и по-прежнему безумен. Полностью и неизлечимо.

Нэнси по-прежнему не могла вымолвить ни слова. Очень медленно она покачала головой.

— Если я все испортил, простите меня, — произнес Джек.

На его лице было написано такое глубокое раскаяние, что Нэнси сжала его руку.

— Нет, нет, дело не в этом. Спасибо, что приехали. Вы сделали большое дело.

Осторожно и бережно она взяла записку и перечитала. Для Джека эти шесть слов означали, что Херцог сошел с ума и безвозвратно заблудился в безумных грезах. Для Нэнси же они имели совсем иной смысл. Именно поэтому они с Джеком не могли понять друг друга и даже после всего совместно пережитого их разделяла пропасть. Эти слова означали, что мечта Нэнси о нормальной жизни разбита, что прежнее больше не повторится. Она изменилась сама, а вместе с ней изменилось все — бесповоротно. Тревожным взглядом Нэнси оглядела Томпкинс-сквер-парк. Долго ли еще продержится этот мир? Сколько дней? Сколько недель? Взгляд ее упал на заголовок в «Нью-Йорк таймс», лежавшей на столе рядом с коробкой: «ВМС США предупреждает о новом ракетном кризисе, аналогичном Карибскому, в связи с блокадой Тайваня китайскими ядерными подлодками. Президент клятвенно обещает применить ядерное оружие для защиты островной нации». Внезапный порыв ветра взметнул пыль и погнал ее по дорожке. Черные облака закрыли солнце, погрузив парк в темноту. Gotterdammerung. Сумерки богов. Чувствуя на себе внимательный взгляд Джека, Нэнси перечитала записку вслух, как волшебное заклинание. Эти чары околдовали мир, и Нэнси поняла: никто не спасется.

«Привет от царя Шангри-Ла».