Экстрим - Прист Кристофер

Ниже, после пробельной строчки, было написано:

Участие / Интерактивный / Великобритания / Англия / Страны или графства / Полиция графства / Сассекская полиция / Множественные убийства / Немотивированная вспышка / Огнестрельное оружие / Пистолет / Полуавтоматическая винтовка / Джеральд Дин Гроув / Часть 2.

Курсор замер на стоп-кадре части первой; Гроув смотрел на экран и держал руку на мыши, явно собираясь запустить просмотр. На стоп-кадре был сам Гроув; он сидел в машине, наклонившись вперед и запустив руки под приборную доску. На заднем плане легко угадывалась булвертонская набережная.

«Он играет со мной, — думала Тереза в мозгу у Гроува. — Или это я с ним играю.

И нужно выходить из сценария. Я совершенно не готова к такому повороту событий».

Ее мысли привели Гроува в движение. Тереза смотрела на экран, обреченно ожидая, что еще он придумает.

На стоп-кадре следующего сюжета была молоденькая порноактриса в окружении стандартных атрибутов ковбойского салуна. Камера застала Шенди врасплох: между дублями, в тот момент, когда она закинула руку за спину, словно почесываясь, а в действительности — оттягивая рубашку, чтобы не так резал лифчик.

Гроув прытко увеличил изображение и стал похотливо оглядывать роскошные формы девушки, в чем поневоле принимала участие и Тереза.

Гроув, в чьем сознании — или мозгу, или как уж там назвать эту зловонную выгребную яму — затаилась Тереза, буквально сочился хищной похотью. Без труда преодолев сопротивление Терезы, он подвел курсор к квадратику «Экс-экс», призывно мерцавшему в верхней части кадра.

Он кликнул и снова замер, теперь — в ожидании нано-чипов.

— Нет! — сказала Тереза себе или Гроуву, вслух или прямо в лицо, или как уж там это было. — Только не Шенди!

— Заткнись к едреной матери. — Гроув извлек из доставочного устройства пузырек с запрограммированными наночипами, встал из-за стола и шагнул к выходу из кабинки. — Кто б ты там на хрен ни была, заткнись к едреной матери.

Хотя в мире, где выросла Тереза, ругань была делом вполне обычным, она всегда ненавидела и это выражение, и тех мужчин, которые его употребляли. Именно мужчин — хотя встречались и женщины, ругавшиеся почище любого мужика, но как-нибудь иначе, не такими словами. В Бюро специально обучали сотрудников не реагировать ни на какие оскорбления, однако эта злосчастная фраза неизменно выводила ее из себя, заставляла забыть о всех опасностях.

— А вот хрен тебе, тетка, — откликнулся Гроув на ее мысли. — Заткнись к едреной матери.

— Только не Шенди, ублюдок ты сраный!

— Я же сказал тебе, заткнись к едреной…

Тереза забилась в самый дальний уголок его сознания, униженная и бессильная, не способная больше влиять на события, разве что по случайности.

Наконец-то она хоть немного приблизилась к пониманию сути таких, как Гроув. Все испытанное ею за это время было — для него — некоего рода ширмой, неосознанным стремлением наглухо отгородиться от своего настоящего «я». Проклятья сквозь зубы, смятение, мстительность и злопамятность, невероятная примитивность — настоящим Гроувом здесь и не пахло, все это были инстинктивные движения, неумелые отклики незрелого сознания на вызовы сложного, исхищренного мира. А теперь, совершенно неожиданно, его истинное «я» включилось в работу и взяло управление на себя.

Гроув был маньяком, в чьем мозгу не умещалось больше одного устремления. Соблазнительный образ Шенди, готовящейся к съемкам, сразу завладел его ущербным умом. Пытаясь справиться с мелким неудобством в одежде, она изогнулась таким образом, что груди ее и зад казались даже больше своих настоящих размеров, застыла в позе, непреднамеренно пародировавшей традиционные похабные картинки. Было ясно, что стоп-кадр выбран именно по этой причине, как наипонятнейшее визуальное резюме сценария. Гроув в таких тонкостях не разбирался, однако ничто не мешало ему воспринимать иллюстрацию и содержащийся в ней призыв непосредственно, на почти физиологическом уровне.

Зашоренная целеустремленность была броней, защищавшей его от любых попыток стороннего вмешательства. С того момента, как Гроув взял верх, Терезе, бесправному пассажиру его сознания, оставалось лишь наблюдать за тем, что он делает, наблюдать со страхом и отвращением, в постоянном ожидании худшего.