Толмач - Кортес Родриго

Курбан попытался пристроиться на работу грузчиком – носить в телеги лежащие в лаковых шкатулках свитки и завернутые в материю фрагменты статуй, – но китайцы выперли его за порог, едва заглянули в эти чужие серые глаза.

Он отыскал парочку продажных монахов, имеющих доступ к ценностям императорской семьи, но те деньги взяли, а когда дело дошло до оказания услуги, прямо сказали, что никакой возможности провести его во дворцы нет и что за это головы рубят безо всякого суда.

И тогда он ушел подальше от города, трое суток постился и лишь потом рискнул раскинуть альчики на вымоченной в семи травах священной шкуре. И альчики рассказали ему, что все зависит от поручика Семенова.

Шаман был взбешен. Он провел возле Семенова без малого три года; он знал все его привычки и пристрастия; он знал все его слабости и все сделанные им за эти три года глупости. Он вообще не понимал, почему судьба всего мира должна зависеть от слабовольного рыжеватого человека, не способного, по сути, почти ни на что.

Но шаман слишком хорошо знал, что с богами не спорят.

* * *

На этот раз поручик Семенов решил не оригинальничать, с отрядом в двенадцать человек перемахнул через Малый Хинган и присоединился к отряду генерала Ренненкампфа. Работа нашлась: за считаные дни русские взяли и Мерген, и Цицикар, и Гирин, а вскоре наместник государя Евгений Иванович Алексеев торжественно, как и подобает победителю, въехал в Пекин на тройке, и Семенову приходилось делать описи полицейских, военных и государственных архивов Поднебесной, реквизировать, паковать и формировать обозы в Россию один за другим.

Документов было так много, и были они так важны для военной статистики Азиатской части Главного штаба, что поручик спал от силы два часа в сутки, а порой даже забывал поесть. А в конце сентября войска вошли в Мукден, и поручик впервые растерялся.

В принципе, военной добычей могла быть признана любая государственная собственность врага, за исключением разве что культурно-исторических ценностей. Но в Мукдене все оказалось крайне неоднозначно.

Да, полученное из Петербурга распоряжение выглядело вполне ясным: «Все найденные в мукденском дворце вещи, имеющие художественный и археологический интерес, а равно оружие, седла, фарфоровые и бронзовые изделия и библиотека, являющиеся собственностью владетеля дворца, должны быть сданы по окончании оккупации в полной неприкосновенности китайским властям».

Но едва Семенов зашел в наполовину вывезенную библиотеку и заслушал от военного переводчика, как звучат первые столбцы сложенных в ящики у стены свитков, оставалось лишь присвистнуть. Это были донесения цинской военной разведки чуть ли не двухсотлетней давности – и об основании русскими Якутска, и о борьбе русских и японцев за бухту Владивостока, и об осаде крепости Албазин. Да, эти древнейшие свитки имели историческую, а может быть, и культурную ценность, но оставить их китайцам было немыслимо.

– Охрану на вход! – жестко распорядился Семенов. – И сразу же начинаем опись и погрузку.

– Этого нельзя делать, – тревожным голосом возразил через переводчика китайский архивариус. – Это – наследие всей Поднебесной!

Поручик присел над очередным ящиком и, продолжая копаться в бумагах и даже не оборачиваясь, возразил:

– Это и наше наследие, уважаемый, и потом, половину всего этого вы взяли у нас.

Черт! Чего здесь только не было! Истлевшая русская хоругвь, поди, со времен Петра Великого, журнал коменданта безвестной русской крепости, завернутая в кусок старого шелка тяжеленная бронзовая отливка, изображающая то ли драконов, то ли птиц…

Китаец что-то яростно выкрикнул.

Семенов поднялся. Архивариус стоял напротив него с вытянутой вперед старинной, причудливо изогнутой саблей и беспрерывно выкрикивал.

– Прекратите истерику, – презрительно бросил поручик и повернулся к военному переводчику: – Чего он хочет?

– Он говорит, что вы посягаете на святыни… – шаг за шагом отступая все дальше, пробормотал переводчик.

И в этот момент архивариус напал.

Поручик почти машинально уклонился от свистнувшего у самого уха лезвия и так же машинально ударил тем, что было в руках. И тогда сабля зазвенела и заскользила по каменному полу, а китаец покачнулся и рухнул у его ног.

– Черт!

Семенов глянул на окровавленную отливку в руках, отшвырнул ее в сторону и наклонился. Глаза китайского архивариуса смотрели прямо на него, но были пусты.