Хлорофилия - Рубанов Андрей

– И что делают? – спросил Савелий, ощущая неуют и оглядываясь.

– Ничего, – сказал Годунов. – Зачем им что-то делать? Им и так хорошо.

– Это и есть наркомания.

– Нет, – авторитетно ответил Годунов. – Наркотики наносят здоровью вред. От наркотиков умирают. Передозировка, ломка и прочие ужасы. А мякоть стебля безвредна. Это доказано учеными. У меня есть приятель, он стащил у своего отца секретный доклад и снял копию. Мне давал почитать, на одну ночь. Никакого вреда, понимаешь? Десяти граммов сырой мякоти стебля достаточно, чтобы человек получил суточную дозу энергии. В мякоти есть все. Растительный белок, витамины и углеводы. Это как питаться хлебом, орехами и оливковым маслом, только в концентрированном виде. Проглотил чайную ложечку – и весь день сыт. Плюс сильное ощущение эйфории. Радость в чистом виде, понял?

– Понял, – мрачно ответил Савелий (ему хотелось домой). – Я же говорю, наркотик.

– Говорят тебе, это не наркотик, – возразил Годунов, горячась. – Даже самые мягкие наркотики разрушают нервную систему. Принимаешь наркотик – тебе хорошо. Перестаешь принимать – тебе плохо. При систематическом приеме наркотика организм перестает вырабатывать естественный гормон удовольствия, эндорфин…

Они стояли на углу. Справа был двор, некогда облагороженный газоном. Сейчас этот газон превратился в пыльную плешь, из центра ее тянулся вверх мощный стебель: тридцать метров длины, четыре метра ширины, глянцевая черно-зеленая поверхность в мелких чешуйках, а высота – отсюда и до облаков. В полутора метрах от земли тело стебля украшали шрамы. Они немного отличались по цвету – по краям коричневые, в центре изумрудные. Слева тянулась темная пустая улица: то одна, то другая одинокая фигура перейдет дорогу (в любом месте; машины тоже отсутствовали) – и опять возвращается странное ощущение нереальности происходящего.

– …А мякоть стебля, – продолжал Годунов, – действует на человека иначе. Как – никто не знает. Ученые теряются в догадках. Это самая настоящая таблетка счастья, понимаешь? Съел ложечку мякоти – и ты сыт, доволен, весел, тебе хорошо, и все это – без последствий.

– Так не бывает. – Савелий покачал головой. – Ты, Годунов, конечно, умный, рассказы пишешь и вообще… но я тоже кое-что знаю. В природе все уравновешено. За удовольствия надо платить. Тем более за эйфорию. Всякое животное устроено так, что ему нужны не только удовольствия, но и стресс. Страх, гнев и так далее. Если человек будет только наслаждаться и не будет страдать – он перестанет совершенствоваться и исчезнет с лица земли.

– Ага. – Годунов потер сломанный нос. – Ты, брат, это все сказал бы дураку, которого мы встретили. Догнал бы его, поймал за рукав и поговорил про страдания. Только ему сначала надо грязь из ушей вытащить.

Они еще раз огляделись и зашагали в направлении ближайшего метро.

– Такую опасную дрянь, – задумчиво произнес Савелий, – надо запретить под страхом смерти.

Годунов кивнул:

– Уже запретили. Десять лет тюрьмы за хранение одного грамма субстанции. Но они все равно жрут. Видел на стебле отметины? Ночью выходят, топором кожу разрубят – и набирают. Государство с этим мирится. Иначе придется забить до отказа все тюрьмы и еще новые построить. Пойми – травоеды безвредны. Они не совершают преступлений. В этом их коренное отличие от наркоманов. Наркоман может убить за дозу. А травоядному достаточно дождаться темноты. Травоядный не проявляет недовольства, его даже не надо кормить. Он сидит дома, смотрит телевизор и спит. Или трахается. Говорят, мякоть – это афродизиак.

– Тогда надо опутать каждый стебель колючей проволокой и поставить солдат с пулеметами!

– В первые годы так и делали. Потом перестали. Угадай почему?

Савелий подумал и предположил:

– Солдаты сами жрали мякоть.

– Ха! – воскликнул Годунов. – Ты небезнадежен. Слушай, давай приедем сюда ночью. И вырежем себе немного.

– Еще чего.

– Боишься.

– Нет. Просто это мне не нужно.

– Боишься, – усмехнулся Годунов. – Ладно. Это была шутка. Но я все равно попробую.

– Зачем?

– Что значит «зачем»? Мне интересно. Я должен знать, что это такое.

Савелий иронично осведомился, не желает ли его друг попробовать на вкус человеческие экскременты, и они, кое-как отыскав вход в метро, поехали по домам, споря и переругиваясь так, как могут спорить и переругиваться только полные единомышленники.