Садовник - Кортес Родриго

— Что вы его донимаете, господин лейтенант? — снова подал голос отец. — Мой парень, может, и урод, но только он не из тех, кто у господ ворует.

— А ты сам-то где вчера был? — с угрозой в голосе спросил полицейский.

— В деревню к друзьям ездил, — спокойно пожал плечами отец. — Посидели… выпили… все как всегда.

Между ними на секунду вспыхнула какая-то борьба глазами — Себастьян отчетливо видел это.

— Если понадобится, я пришлю за вами посыльного, — глядя прямо в глаза отцу, произнес полицейский. — И без моего разрешения за порогусадьбы ни ногой. Ни тебе, ни ему. Это понятно?

— Как скажете, сеньор, — язвительно усмехнулся отец. — Я с полицией не спорю.

Полицейский разочарованно вздохнул, встал с корточек и направился прочь, а Себастьян уткнулся в клумбу и не рисковал даже поднять головы.

— Смотри, — сунул ему в лицо крепкий коричневый кулак отец. — Видишь? Если хоть раз еще к тебе полиция придет… будешь иметь дело со мной.

Себастьян кивнул и еще ниже пригнулся к земле.

***

Главного и, пожалуй, единственного настоящего подозреваемого — конюха семьи Эсперанса двадцатичетырехлетнего Энрике Гонсалеса — допрашивали шесть часов подряд, и запоздало примчавшийся вместе с капитаном Фернандесом алькальд ничего с этим поделать не мог. Главная улика — ожерелье — была налицо.

Разумеется, конюх запирался. Он плакал, испуганно хватал полицейских за рукава и даже встал на колени… а затем тут же, на ходу принялся сочинять байку о том, как, возвращаясь от своей подружки через сад, обнаружил возле новой клумбы порванное, но вполне еще приличное ожерелье и сунул его в карман в надежде нанизать его на новую шелковую нитку и немедленно, тем же вечером подарить подружке.

Конечно же, он врал. Это было ясно и начальнику полиции, и алькальду. Вся его смазливая перепуганная рожа, лишь внешне смахивающая на лик иконописного Христа, была настолько пронизана пороком и привычкой ко лжи, что никто бы ему не поверил, даже если бы все логически и сходилось. Но у Энрике Гонсалеса не сходилось многое.

Во-первых, несмотря на слезы и мольбы, он решительно отказался назвать имя подружки, которая, будь она реальным лицом, безусловно, могла бы подтвердить его алиби. А во-вторых, приглядевшись к Энрике хорошенько, Мигель достаточно быстро обнаружил на этом лице явные признаки описанной великим Ломброзо врожденной склонности к преступлению. Этот капризный порочный рот, эта жиденькая, под Христа, бороденка, густо краснеющие уши — все говорило само за себя.

Единственное, что никак не укладывалось в схему начальника городской полиции, так это очевидное слабодушие Энрике. Да, он был неплохо сложен, но в течение одной ночи протащить мертвое и в силу этого более тяжелое тело от храма до моста, а то и далее… нет, для этого требовалось воистину адское упорство. Но часы шли, и лейтенант Санчес, снова и снова требуя признания и угрожая Гонсалесу всеми карами земными, снова и снова приходил к мысли, что, если не принимать во внимание трудов Ломброзо, фактов, прямо уличающих Энрике Гонсалеса, остается немного.

Можно сказать, вообще не остается.

Да, он подобрал это чертово ожерелье! А кто бы из дворни не подобрал? А главное, Мигель пока не видел для Гонсалеса мотива красть тело. Но только вечером, когда, устав от безрезультатного допроса, лейтенант вместе с таким же усталым и потным алькальдом и ожидающим машины из Сарагосы капитаном Фернандесом отправился в свой кабинет пить кофе, он полностью сформулировал все свои «но».

Разговор спровоцировал алькальд. Некоторое время сеньор Рохо молча потягивал кофе, а потом все-таки решился.

— Я должен принести вам свои извинения, — с трудом выдавил алькальд. — Вы, безусловно, превосходный полицейский…

Мигель пожал плечами и решил быть честным до конца.

— Я уже так не думаю, сеньор Рохо.

— И почему? — насторожился алькальд.

— Мы не нашли тела.

Алькальд помрачнел:

— Думаете, он не скажет, где оно?

— Я думаю, он даже этого не знает, — печально вздохнул начальник полиции.

Теперь, когда первый восторг прошел, он воспринимал действительность четко, ясно и такой, какая она есть.

— Более того, — продолжил он, — теперь я все лучше понимаю ваши опасения предвыборного политического скандала и все больше склоняюсь к мысли о заговоре.

Алькальд оторопел. Этот молокосос оказался не так уж и глуп!

— И… у вас есть доказательства?

— Доказательств нет, есть факты, — прошелся по комнате Мигель. — Судите сами. Ключ от склепа похищен из апартаментов сеньора Эсперанса. Так?