Тайные убийцы - Уилсон Роберт

— Когда мы об этом говорили, вы рассказывали о человеке, которого знали, — сказала Агуадо. — О мадридском арт-дилере.

— Ах да, о нем. Я вам говорила, что он убил человека?

— Да, но вы сообщили мне об этом довольно своеобразно.

— Теперь вспоминаю, — проговорила Консуэло. — Я сказала вам об этом так, словно его преступление было больше, чем мое собственное.

— Что это значит?

— Что я считала, будто совершила преступление? — с вопросительной интонацией произнесла Консуэло. — Хотя я ведь знала о том, что я совершила. Я всегда признавала тот факт, что я делала аборты, и даже тот омерзительный путь, которым я достала деньги на первый из них.

— Что привело к известному смятению в вашем сознании, — проговорила Агуадо. — Сексуальные образы…

— Не понимаю.

— Вы упоминали о боли, которую испытываете, когда смотрите, как спят ваши дети, особенно младший. Что это, по-вашему, было такое?

Консуэло глотнула воздух; во рту у нее сгустилась слюна, слезы наполнили глаза и потекли по лицу.

— Раньше вы говорили мне, что эту боль вам причиняет любовь, — сказала Агуадо. — Вы по-прежнему думаете, что это любовь?

— Нет, — ответила Консуэло спустя несколько долгих минут. — Это было чувство вины из-за того, что я совершила, и печаль из-за того, что могло быть.

— Вернитесь в то время, когда вы стояли на залитой дождем улице. По-моему, вы мне говорили, что смотрели на элегантных людей, которые выходили из художественной галереи. Вы помните, о чем вы думали, перед тем как решили стать как они, «заново придумать» себя?

Последовало долгое молчание. Агуадо не шевелилась. Она смотрела прямо перед собой своими невидящими глазами и ощущала пульс под своими пальцами, как разматывающуюся нить.

— Я почувствовала раскаяние, — произнесла Консуэло. — Я подумала, что лучше бы я этого не совершала. И когда я увидела людей, которые выходили на улицу, я подумала: вот они — не из тех, кто позволил бы себе дойти до такого состояния. Тогда я и решила перестать быть этой бедной, жалкой, одинокой личностью на мокрой улице и стать кем-то еще.

— И хотя вы всегда «осознавали» то, что совершили, все же чего-то недоставало. Чего?

— Того человека, который это совершил, — ответила Консуэло. — Меня.

Ордеры на обыск дома Эдуардо Риверо, офисов «Фуэрса Андалусия», квартиры Анхела Зарриаса и резиденции Агустина Карденаса были выписаны в 7.30 утра. К 8.15 эксперты, вошедшие в помещения, уже успели скопировать содержимое компьютерных дисков и, собирая вещественные доказательства, партиями отправляли их в управление полиции. Комиссар Эльвира, все шесть сотрудников отдела убийств и три человека из антитеррористического отдела КХИ в 8.45 собрались в управлении полиции на стратегическое совещание. Была выдвинута идея: команда из девяти человек будет допрашивать трех подозреваемых в течение тринадцати с половиной часов, с несколькими перерывами. Чтобы подозреваемые не успели установить слишком близкие связи со следователями и привыкнуть к определенному стилю допросов, было решено, что каждый член команды будет допрашивать каждого подозреваемого по полтора часа. Пока первые три опрашивающих будут работать, следующая смена будет наблюдать за процессом, а третья смена — отдыхать или обсуждать результаты. Обед будет в три часа дня, тогда же пройдет еще одно тактическое совещание. Следующий цикл продлится с четырех дня до десяти вечера, и, если никто из подозреваемых не поддастся, будет устроен перерыв на ужин, а завершающая серия допросов начнется в полночь и продлится полтора часа.

Цель допросов — не убедить задержанных сознаться в убийстве Татеба Хассани, а вынудить их рассказать, кто свел с ним «Фуэрса Андалусия», почему его наняли, куда отправляли документы, которые он делал, и кто еще присутствовал на ужине, где был отравлен Татеб Хассани.

Всеми владела усталость. Когда совещание кончилось, раздались вздохи, руки ерошили волосы, снимались пиджаки, закатывались рукава рубашек. Было решено, что Фалькон сначала возьмет Анхела Зарриаса, Рамирес будет обрабатывать Эдуардо Риверо, а Баррос начнет с Агустина Карденаса. Как только им сообщили, что подозреваемых привели в комнаты для допросов, они спустились вниз.

Феррера должна была беседовать с Анхелом Зарриасом после Фалькона. Они стояли перед стеклянным смотровым окном, глядя на него. Он сидел за столом в белой рубашке с длинными рукавами, сложив ладони и не отрываясь глядя на дверь. Он выглядел спокойным. Фалькон почувствовал себя слишком уставшим для того, чтобы с ним бороться.