Химера - Герритсен Тесс

Повисла пауза. Затем Лумис произнес:

– Я понимаю. И полагаю, что придется согласиться с вами. Так, значит, вы уничтожите все трупы?

– И немедленно, – подтвердила Эмма.

Впервые с момента прибытия на МКС Кеничи не мог заснуть. Он застегнул спальный мешок час назад, но так и не уснул, размышляя о загадке мертвых мышей. Хотя никто не произнес ни единого упрека, он все равно чувствовал ответственность за провал эксперимента. Он старался понять, что сделал не так. Возможно, игла, которой он брал кровь, была заражена, а может, в контейнере с мышами заданы неверные условия содержания? Мысли об ошибках, которые он мог совершить, не давали ему уснуть.

К тому же у него болела голова.

Дискомфорт возник тем же утром, все началось со слабого подрагивания глаза. В течение дня подрагивание переросло в пульсирующую боль, и теперь у него болело полголовы. Боль была несильная, ноющая.

Он расстегнул спальник. Заснуть все равно не получается, поэтому стоит проверить мышей.

Японец проплыл мимо отгороженного спального места Николая и двинулся через соединенные между собой модули на американскую часть станции. Но, оказавшись в лаборатории, он вдруг понял: не он один страдает бессонницей.

Из японской лаборатории, находившейся по соседству, доносились приглушенные голоса. Беззвучно пробравшись в Нод-2, он заглянул в открытый люк. И увидел Диану Эстес и Майкла Григгса; их руки и ноги сплелись, а губы слились в жарком поцелуе. Он остался незамеченным и, раскрасневшись от смущения, попятился назад.

И что теперь? Нужно оставить их наедине и вернуться в спальный отсек? «Это неправильно, – решил Кеничи с внезапным негодованием. – Я здесь для того, чтобы работать, чтобы выполнять свои обязанности».

Японец подплыл к отсеку, где содержались животные. Он нарочито шумел, открывая и закрывая ящики стеллажа. Через мгновение, как он и ожидал, появились смущенные Диана и Григгс. «И правильно, что смутились, – мысленно одобрил он, – особенно после того, чем они занимались».

– Возникла проблема с центрифугой, – соврала Диана. – Думаю, мы починили ее.

Кеничи только кивнул, даже виду не показав, что знает правду. Диана вела себя совершенно невозмутимо, и это поражало и злило японца. У Григгса, по крайней мере, был немного виноватый вид.

Кеничи смотрел, как они выплывают из лаборатории через люк. Затем снова переключил внимание на отсек с животными. И заглянул в клетку.

Еще одна мышь умерла. Самка.

Диана Эстес, спокойно вытянув руку, ждала, когда затянется жгут, сжала и разжала ладонь несколько раз, чтобы показалась вена. Она не вздрагивала и не отворачивалась, когда игла прокалывала кожу. Она была так невозмутима, что могла даже понаблюдать, как берут кровь у коллег. По долгу службы астронавтов неоднократно кололи и обследовали. Во время предполетной подготовки они подвергались бесчисленным заборам крови, медицинским осмотрам и самым изощренным расспросам. Химический состав сыворотки их крови, результаты ЭКГ и количество клеток постоянно регистрировались для аэрокосмических физиологов. Они потели на бегущей дорожке с присоединенными к груди электродами; жидкости их организма проходили обработку; из кишечника брали пробы; обследовался каждый сантиметр кожи. Астронавты – не просто хорошо обученные специалисты, они – объекты исследований. Что-то вроде лабораторных крыс, которым, находясь на орбите, приходилось мириться со множеством довольно болезненных анализов.

Сегодня собирали пробы для анализов. Как врач экипажа, только Эмма умела обращаться с иглами и шприцами. Неудивительно, что при виде ее у некоторых членов экипажа невольно вырывался стон.

Но Диана просто вытянула руку, подставив ее под иглу. Ожидая, пока шприц не заполнится кровью, Эмма чувствовала, как эта женщина оценивает ее мастерство и технику. Если принцесса Диана – английская роза, шутили в Космическом центре Джонсона, то Диана Эстес – английская ледышка, астронавт, чье самообладание непоколебимо даже в разгар настоящей катастрофы.

Диана появилась на борту «Атлантиса» четыре года назад, тогда из строя вышел главный двигатель. Голоса командира и пилота шаттла, сохранившиеся в записи, звучали надрывно и тревожно – они с трудом направляли шаттл на трансатлантическую экстренную посадку. «Атлантис» несся к неуточненному месту посадки в Северной Африке, и только голос Дианы спокойно читал контрольную таблицу. Репутация невозмутимой ледышки закрепилась во многом благодаря телеметрическим показаниям. Во время того запуска фиксировались кровяное давление и пульс всех членов экипажа. У всех прочих сердечный ритм резко участился, у Дианы же едва достиг неторопливых девяноста шести ударов в минуту. «Это потому, что она не человек, – шутил Джек. – На самом деле она андроид. Первый в новой серии астронавтов НАСА».

Эмма была вынуждена признать, что в этой женщине есть что-то не совсем человеческое.

Диана взглянула на место прокола на своей руке, увидела, что кровотечение прекратилось, и спокойно вернулась к своим экспериментам по выращиванию белковых кристаллов. Она действительно была андроидно-идеальной – стройная, с длинными ногами и руками. За месяц, проведенный в космосе, ее безукоризненная кожа приобрела молочно-белый оттенок. Уровень ее интеллекта тоже оказался феноменальным, – во всяком случае, так рассказывал Джек, который тренировался вместе с Дианой, но так и не попал в экипаж ее шаттла.

До того как ее зачислили в отряд астронавтов, Диана получила докторскую степень по материаловедению и опубликовала более десятка исследовательских работ на тему цеолитов – кристаллических веществ, используемых для очистки нефти. Теперь она отвечала за исследования органических и неорганических кристаллов. На Земле на кристаллообразование влияет тяготение. В космосе, в условиях микрогравитации, образуются более крупные и замысловатые кристаллы, что позволяет полнее исследовать их структуру. На борту МКС в форме кристаллов были выращены сотни человеческих белков – от ангиотензина до хорионического гонадотропина. Это были важные фармацевтические исследования, способствующие разработке новых лекарств.

Закончив с Дианой, Эмма выплыла из Европейской космической лаборатории в жилой модуль, чтобы найти Майка Григгса.

– Ты следующий, – сказала она.

Он простонал и неохотно вытянул руку:

– Все во имя науки.

– На этот раз только одна пробирка, – сообщила Эмма, затягивая жгут.

– У нас так исколоты руки, что мы похожи на наркоманов.

Эмма легонько шлепнула Майка по внутренней стороне руки, чтобы показалась вена. Она посинела и набухла на его мускулистой руке, напоминая толстый шнур. Григгс следил за тем, чтобы оставаться в хорошей форме, – непростая задача, когда находишься на орбите. В космосе человеческий организм несет потери. Лица астронавтов становятся одутловатыми – опухают из-за изменений в жидкостях. Мышцы бедер и икр уменьшаются и в конце концов начинают напоминать костлявые и белые куриные ножки, торчащие из шорт. Работа казалась утомительной, а причин для раздражения было не счесть. Да к тому же нелегко эмоционально: в течение нескольких месяцев астронавты вынуждены находиться в замкнутом пространстве с другими членами экипажа, также переживающими стресс, редко моющимися и носящими грязную одежду.

Эмма протерла кожу спиртом и проткнула вену. Кровь брызнула в шприц. Она глянула на Майка и увидела, что тот отвернулся.

– Все в порядке?

– Да. Люблю искусных вампиров.

Эмма ослабила жгут и, вытащив иглу, услышала вздох облегчения.

– Теперь можешь позавтракать. Я у всех взяла кровь, кроме Кеничи. – Она оглядела отсек. – Где он?

– Сегодня я его еще не видел.

– Надеюсь, он не ел. А то наверняка сбил уровень глюкозы.

Николай, заканчивая завтрак и собираясь удалиться, сообщил:

– Он все еще спит.

– Странно, – удивился Григгс. – Он всегда просыпался раньше всех.

– Он плохо спал, – отозвался Николай. – Я слышал, что ночью его тошнило. Спросил, не нужна ли ему помощь, но он ответил, что нет.

– Я осмотрю его, – пообещала Эмма.

Она покинула отсек и направилась в российский служебный модуль, где спал Кеничи. Его личная разделительная штора была задернута.

– Кеничи! – позвала она.

Ответа не последовало.

– Кеничи!

Немного поколебавшись, она отодвинула штору и увидела его лицо.

С кроваво-красными глазами.

– О боже, – пробормотала она.

За пультом Центра управления полетом МКС сидел доктор Тодд Катлер; его лицо казалось таким свежим и моложавым, что астронавты прозвали его Дуги Хаузером, по имени главного героя из сериала о враче-подростке. На самом деле Катлер – вполне взрослый мужчина тридцати двух лет, к тому же отличный специалист. Пока Эмма находилась на орбите, он был ее личным врачом, и раз в неделю они проводили неофициальную медицинскую телеконференцию по закрытому каналу связи; во время ее Эмма сообщала Тодду самые интимные подробности своего состояния. Она доверяла опыту Тодда и обрадовалась, что именно он оказался дежурным врачом в Центре управления полетом МКС в Хьюстоне.