Гротеск - Кирино Нацуо

Стала жить незаметно, не привлекая чужого внимания. В моем случае это означает, что я так и не познаю мужчин и до самого конца останусь девственницей.

Вечная девственница. Вы понимаете, что это такое? Звучит красиво, вопросов нет, но на самом деле все совсем не так. Кадзуэ очень метко написала об этом в своем дневнике: упустить момент, когда можно властвовать над мужчиной. Для женщины единственный способ прибрать мир к рукам — секс. Именно к такой мысли склонялась Кадзуэ, и мне все больше кажется, что, может, так оно и есть. Меня посещает неожиданная мысль. Предположим, некий мужчина входит в меня (хотя само такое предположение вызывает душевный трепет) и извергается внутри моей плоти. Наверное, это приносит удовлетворение, будто соединяешься с целым миром. Но это минутное ощущение обманчиво. Оно возникает из веры в то, что единственная возможность для женщины овладеть миром — сделаться проституткой, как Кадзуэ. Уверовавшие в это совершают большую ошибку.

Я сказала, что предпочла жить незаметно. Если честно, это не совсем так. Просто мне хотелось, чтобы меня не сравнивали с Юрико. Я уступала ей при любом раскладе, поэтому и решила выйти из игры. На меня давила мысль, что я — это как бы Юрико, вывернутая наизнанку, я живу ее изнаночной жизнью. «Изнаночники» очень чувствительно реагируют на тень, отбрасываемую теми, кто живет, купаясь в солнечном свете. Эти «светлые личности» скрывают от других свои черные мысли. Они не вызывают у меня сочувствия, я воспринимаю обостренно эти мысли именно потому, что нахожусь на «изнаночной» стороне. Скорее даже можно сказать, что я жила, питаясь мрачными тенями от живущих под солнцем.

История проститутки, которую поведала Кадзуэ в своем дневнике, настолько печальна, что дает мне новые силы, чтобы жить. Я серьезно. Чем печальнее звучит ее рассказ, тем больше злости и возмущения она во мне вызывает. Ее неудачи и поражения придают мне силы. Понимаете? В этом смысле дневник Юрико не дал мне ничего. Все-таки в Юрико чувствовалась настоящая сила, твердость воли. Она не вызывала у меня одну только ненависть. И я никак не могла ей противостоять.

Я стала рабыней Юрико. Всю жизнь следовала за ней, как тень. Показания Чжана не стали для меня неожиданностью и ничего для меня не стоят. Потому что он совершеннейшая скотина, и у него нет ни сантиметра тени. Оказывается, скоты тоже имеют место под солнцем.

С дневником Кадзуэ другая история. Это дикое одиночество. Прочитав его до конца, я почувствовала, что во мне что-то изменилось. Такого раньше со мной не бывало. Я сама не заметила, как из глаз полились слезы. Мне стало ее жалко. Даже мне! Я не могла сдержаться, думая, как одиноко и тяжко было бедняжке, тем более с ее-то внешностью — уродина почище Невероятного Халка! Стук ее пустого одинокого сердца отдавался у меня в груди, парализовал, лишая дара речи. Не знаю, что такое экстаз, но, мне кажется, именно его я и испытывала.

Две большие тетради в кожаных обложках — коричневая и черная, исписанные аккуратным почерком Кадзуэ, который я помню со школы. С дурацкой педантичностью она записывала, сколько получено с каждого клиента. Кадзуэ была настолько пунктуальна и честна, что не допускала мысли о том, что какую-то встречу можно пропустить. Отличница, мечтавшая, чтобы ее хвалили за успехи; девчонка, хотевшая, чтобы все знали, что она из хорошей семьи; стремившаяся достичь верхов офис-леди. До верхов ей не хватило всего ничего, и теперь, сама того не желая, Кадзуэ на страницах дневника открывала передо мной душу.

«Мы одинаковые — и ты, и я. И Кадзуэ тоже. Нам всем промыли мозги. Интересно, как мы выглядим со стороны».

Неожиданно в памяти всплыли эти слова Мицуру. Захотелось закричать: «Нет, не так! Неправда!» Неужели ты не понимаешь?! «Здесь ненависть и хаос». Вот что сказал Юрио, коснувшись этих тетрадей. Сейчас я думаю так же, и иного не может быть. Я питаюсь тем, что есть только в других людях, ненавистью и хаосом, которые их окружают. И я не похожа на Кадзуэ. Я другая! Я не гротескное чудовище!

Я сбросила со стола ее тетрадки и, пытаясь успокоиться, тронула кольцо, которое носила на левой руке. Да, то самое, над которым смеялась Мицуру. В нем источник всех моих чувств. Что? Да, я сама себе противоречу. Издеваюсь над сложившимся в женской школе Q. классовым мирком, и в то же время он мне нравится. Считаете, я непоследовательная? Но ведь противоречия, в той или иной мере, сопровождают жизнь каждого человека.