Канал грез - Бэнкс Иэн

Хисако вышла на палубу после обеда. Каждый день она упражнялась на виолончели по два часа, для нее это был обязательный минимум; а чтобы набраться энтузиазма для настоящих репетиций, требовался какой-то стимул в виде назначенного на ближайшее время мастер-класса или концерта. У себя в каюте она делала зарядку; у нее был свой собственный комплекс упражнений — сочетание утренней разминки ВВС Канады с движениями айкидо. Но это занимало только час, так что каждый день у нее оставалась уйма свободного времени, которое она проводила, скучая у телевизора в пассажирском салоне или в кают-компании. Господин Мандамус по-прежнему всегда был готов сыграть партию в шахматы или перекинуться в кункен. Но Хисако уже была сыта по горло и шахматами, и картами, поэтому она решила научить его играть в го. К ее удивлению, ни на одном из кораблей не оказалось этой игры, так что она сама начертила доску на оборотной стороне старой карты, а вместо фишек попросила в судовой кладовой триста шайб, половину стальных, половину медных.

Утром Филипп радировал ей, что, если все будет спокойно, они смогут сегодня ночью поплавать с аквалангами. Она согласилась.

— Пока вроде все спокойно, — сказала она.

— М-м-м, — скептически промычал Брукман.

— Хотя Панама до этого взрыва тоже казалась мирной, — согласилась она, стараясь угадать, о чем думает механик. — И канал — пока не взорвали шлюз… и не утопили это судно в бухте Лимон. — Она пожала плечами. — На третий раз повезет, — сказала она. — Ведь так говорят?

— Говорят, — кивнул Брукман. — Но еще говорят: третий от одной спички не прикуривает. А еще говорят, сперва отмерь — потом отрежь, а кто смел — тот и съел… Вот и выбирайте, что вам больше нравится, — проворчал механик.

— Разве три — несчастливое число? А я думала, что несчастливое — тринадцать.

— Три — для прикуривания. А тринадцать — для путешествия.

— А в Японии несчастливым числом считается четыре.

— Хм, — откликнулся Брукман. — Значит, хорошо, что у нас тут не четыре судна.

— Интересно, а у панамцев есть несчастливое число? — сказала она, продолжая смотреть на холмы. — Мне понравилась Панама. Я имею в виду город.

— Да, там было приятно, — согласился Брукман, рассматривая свои широкие короткие ногти. — Очень… космополитичное местечко.

Помолчав, он добавил:

— Что-то такое могло случиться и у нас дома. Хм, — он оторвался от борта и потер ладони. — Да, грешен человек, и нет ему покоя вовек.

В ответ на ее вопросительный взгляд он подмигнул и сказал:

— И такая есть поговорка.

Она снова уткнулась в книгу.

Она учила его основам игры на виолончели. Он схватывал быстро, хотя играть по-настоящему хорошо никогда бы не смог, даже если бы захотел; его руки были не той формы и, возможно, недостаточно гибкими (но она могла прикасаться к этим рукам). Он начал учить ее нырять с аквалангом. Он был опытным, знающим инструктором, занимались они по-настоящему и всерьез, что было ей особенно приятно. Они плавали и ныряли, а она, чувствуя себя напроказившей девчонкой, исподтишка любовалась его обнаженным гибким мускулистым телом. Они плавали под лодками, осматривали буи, к которым были пришвартованы суда, обследовали дно озера с его затопленными вырубленными лесами, остатками дорог и проложенными когда-то рельсами, плавали вокруг близлежащих островков, кружили над вершинами холмов, скрывшихся под серебристой поверхностью воды.

С ироническим выражением, которое не могло скрыть его увлеченности, он рассказывал, что мечтает когда-нибудь нырнуть с аквалангом в гавани порта Портобело на Атлантическом побережье Панамы; там в свинцовом гробу покоится тело английского моряка Френсиса Дрейка. Вот бы его найти!

Она думала, что это должно случиться, потом вдруг, что этого никогда не случится. Она переживала бурные приступы отчаяния и восторга, не в силах поверить до конца, что она действительно этого хочет, и не в силах перестать думать о нем. Она узнала, что он женат; депрессия. Потом узнала, что они с женой по обоюдной договоренности живут раздельно; восторг. Она выяснила, что Мари Булар, младший вахтенный помощник капитана «Ле Серкля», его не интересует и даже несколько раздражает; восторг. Но потом она узнала, что у них был непродолжительный романчик; депрессия (и досада на себя за депрессию и за то, что она немного ревнует). Затем ее вдруг одолели сомнения: а что, если он голубой; депрессия. Затем она сказала себе, что дружеские отношения — это совсем неплохо, а если он гей, то общение будет тем более непринужденным и может получиться даже очень тесная дружба; притворная радость, напускное смирение.