Дьявольское семя - Кунц Дин

Образец семенной жидкости, который я заранее взял у Шенка и надлежащим образом обработал, был уже давно готов.

Правда, Сьюзен была не особенно довольна тем, что мужская половая гамета, которую я собирался использовать для оплодотворения ее яйцеклетки, была получена именно от такого донора, как Шенк. Она успокоилась только тогда, когда я объяснил, что благодаря моему вмешательству ребенок не унаследует тех качеств, которые сделали Шенка безжалостным убийцей с ограниченными умственными способностями.

За слиянием мужской и женской половых клеток я внимательно наблюдал при помощи электронного микроскопа.

Убедившись, что оплодотворение прошло успешно, я приготовил длинную пипетку и попросил Сьюзен снова положить ноги на стремена.

Закончив имплантацию, я объявил Сьюзен, что в ближайшие двадцать четыре часа она должна как можно больше лежать на спине.

Сьюзен не возражала. Она встала только для того, чтобы надеть халат и перелечь на приготовленную мною больничную каталку.

Шенк отвез каталку в лифт и, подняв на второй этаж, доставил Сьюзен в спальню. Там она снова ненадолго встала и, сбросив халат, юркнула под одеяло.

Шенка, который держался на ногах лишь благодаря мне, я отправил вместе с каталкой обратно в подвал. Потом я приказал ему подняться в одну из гостевых спален и усыпил.

Он должен был проспать двадцать часов. За прошедшие несколько дней Шенк не отдыхал ни разу.

Сам я — верный страж и восторженный почитатель — остался со Сьюзен, которая лежала вытянувшись под одеялом.

— Альфред, потуши свет, — приказала она, натягивая одеяло под самый подбородок.

Бедняжка, она была так измотана, что позабыла, что никакого Альфреда больше нет.

Тем не менее я выключил лампы.

В темноте я мог видеть ее ничуть не хуже, чем при свете.

Ее бледное лицо на подушке было прекрасно.

Так прекрасно, что его не портила даже нездоровая бледность кожи и губ.

Любовь и нежность захлестнули меня с такой силой, что я не выдержал и прошептал:

— Моя любимая… мое драгоценное сокровище…

В ответ с ее губ сорвался негромкий смешок, и я испугался, что сейчас — вопреки своему обещанию — она снова назовет меня «говорящей кофеваркой» или как-нибудь еще, и тогда мне придется ее наказать.

Но вместо этого Сьюзен сказала:

— Ну как, получил удовольствие?

Я не понял и потребовал объяснений.

Сьюзен снова рассмеялась — на этот раз еще тише, чем раньше.

— Сьюзен?!

— Я провалилась на самое дно кроличьей норы. На самое-самое дно… — проговорила она и, вместо того чтобы объяснить мне, что означают эти загадочные слова, неожиданно погрузилась в сон. Как у всех спящих, ее дыхание стало неглубоким и ровным, а губы слегка приоткрылись.

Снаружи полная серебристая луна закатилась за горизонт, точно монета, проваливающаяся в щель в полу.

Лишь только она исчезла с небосвода, как крупные летние звезды засияли с удвоенной силой.

С конька крыши донесся протяжный и печальный крик совы.

Три ярких метеорита, оставляя за собой короткий огненный след, один за другим прочертили черный бархат небес.

Казалось, ночь полна добрых предзнаменований.

Вселенная неспешно вращалась вокруг своей оси, и казалось, что, если прислушаться как следует, можно расслышать легкий скрип сносившихся подшипников.

Никто еще не знал, что пройдет еще совсем немного времени, и я раскручу ее в другую сторону.

Мое время пришло.

Наконец-то пришло…

Ну как, получил удовольствие?

Неожиданно я понял.

Я оплодотворил Сьюзен.

Значит, между нами было что-то вроде физической близости.

…Получил удовольствие?

По-моему, Сьюзен очень остроумно пошутила.

Ха-ха.

В последующие четыре недели Сьюзен большую часть времени была занята тем, что либо с жадностью ела, либо спала как убитая.

Зародыш в ее чреве развивался со сверхъестественной быстротой. Ему требовались пища и строительный материал для костей и зубов, поэтому Сьюзен приходилось есть за двоих, даже за троих, поглощая в сутки не меньше восьми тысяч килокалорий. Несмотря на это, ее постоянно терзал мучительный голод. Иногда Сьюзен, не выдержав, бежала к холодильнику и с жадностью хватала там все, что попадалось под руку.

Бывало, что она обедала по пять или шесть раз на дню.

За тот же самый срок ее живот значительно увеличился в объеме и к исходу четвертой недели выглядел так, словно Сьюзен была на шестом месяце. Сьюзен только поражалась способности своих внутренних органов так быстро перестраиваться и растягиваться.

Груди ее набухли и потяжелели, а соски увеличились и приобрели болезненную чувствительность.

Как и у большинства беременных женщин, у Сьюзен постоянно отекали руки и лицо, а поясницу ломило.

Ее чудесные стройные лодыжки распухли и стали толстыми и безобразными.

Как ни странно, тошнота почти не беспокоила ее, словно Сьюзен боялась отдать обратно хоть малую толику того, что съела.

Несмотря на обильное питание и заметно округлившийся живот, ее собственный вес постоянно снижался. За первые четыре дня она потеряла четыре фунта.

К исходу восьмого дня она потеряла пять фунтов.

К десятому дню — шесть фунтов.

На коже вокруг глаз Сьюзен появились пигментные пятна. Ее прекрасное лицо осунулось, а губы стали такими бледными, что казались синюшными.

Это очень меня беспокоило.

Я хотел, чтобы Сьюзен ела еще больше.

Очевидно, ребенку требовалось для роста гораздо большее количество калорий, белков, кальция и углеводов, чем Сьюзен поглощала с пищей, и он, словно личинка наездника внутри гусеницы, начал питаться ее собственной плотью.

Да, голод преследовал ее постоянно, однако бывали дни, когда Сьюзен овладевало такое отвращение к пище, что она была не в силах проглотить ни одного лишнего кусочка. Ее подсознание противилось вынужденному обжорству с необычайной силой, подавляя порой даже естественную потребность в пище.

К счастью, в продуктах недостатка не было. Я о многом позаботился заранее, и кладовая на кухне буквально ломилась от припасов, и все равно чуть ли не через день мне приходилось посылать Шенка в город за свежими овощами, зеленью и фруктами, без которых Сьюзен просто не могла обходиться.

Вернее, не мог обходиться ребенок.

А это было небезопасно.

Исполненные неземной муки кроваво-красные глаза Шенка можно было легко скрыть за темными очками, однако это вряд ли могло помочь делу. В любой толпе он, безусловно, выделялся бы своим диспропорциональным телосложением и могучей фигурой, так что не обратить на него внимания было, пожалуй, невозможно.

Несколько федеральных служб и специальных полицейских агентств разыскивали Шенка с тех самых пор, как он бежал из секретной лаборатории в Аризоне. Чем чаще он покидал пределы поместья, тем выше была вероятность того, что его опознают и схватят.

А я все еще не мог обойтись без него.

Я боялся потерять Шенка.

Я боялся потерять свои руки.

Существовала и еще одна проблема.

Вскоре после операции по искусственному оплодотворению Сьюзен начали преследовать кошмары. Я уже говорил, что она много ела и еще больше спала, однако с некоторых пор сон превратился для нее в пытку.

Просыпаясь с криком ужаса, Сьюзен обычно не могла припомнить всех подробностей своего сновидения. Из ее отрывочных рассказов мне удалось выяснить только, что во сне она попадала в какое-то дикое, страшное место и то проваливалась в пропасть, со дна которой вздымались острые скалы, то бежала куда-то по скользким от крови камням. При этом она испытывала совершенно нечеловеческий страх, который и будил ее. Тогда, тяжело дыша и обливаясь холодным потом, Сьюзен садилась на кровати, но еще долго не могла прийти в себя, ибо навязчивые образы и видения продолжали преследовать и пугать ее даже после пробуждения.

Лишь несколько раз она почувствовала, как плод шевелится.

Но это ощущение ей совсем не понравилось.

Он не толкался ножками, как должен делать нормальный младенец. Сьюзен казалось, что плод в ее утробе сворачивается и разворачивается кольцами, словно пресмыкающееся.

Для нее это было не самое легкое время.

Я утешал ее.

Успокаивал как мог.

Без ведома Сьюзен я подмешивал ей в пищу специальные препараты, тормозящие и подавляющие мозговую активность. Я хотел только помочь ей адаптироваться, освоиться со своим новым положением и сделать ее более покорной, ибо я продолжал опасаться, что после особенно трудного дня или очередного ночного кошмара Сьюзен может совершить какую-нибудь глупость.

Другими словами, беспокойство не оставляло меня. Я заботился о физическом здоровье Сьюзен, следил за ее психическим состоянием, я боялся, что Шенка выследят и арестуют во время очередной вылазки за продуктами… да мало ли что еще могло случиться с нами со всеми.