Похищение - Пиколт Джоди

— Да, Ваша честь, — отвечает она, вставая.

И только тогда я понимаю, что она беременна. Не просто, заметьте, беременна, а уже на той стадии, когда ребенок готов выпрыгнуть наружу со дня на день. Превосходно! Значит, мое новое проклятие — это прокурорша на сносях, чья симпатия естественным образом будет на стороне потерявшей ребенка женщины.

— Это дело о похищении имеет чрезвычайную важность для штата Аризона, — говорит она. — И, учитывая, что подсудимый уже проявил свою неблагонадежность и может проявить ее вновь, мы считаем, что о снятии залога не может быть и речи.

Я, прокашлявшись, встаю.

— Ваша честь, мы настоятельно просим вас обдумать вопрос залога. Мой клиент ни разу не привлекался…

— Позвольте возразить, Ваша честь.

Прокурор поднимает сложенную гармошкой распечатку, и та расправляется до самого пола. С документом такой длины Эндрю Хопкинс может показаться преступником века.

— Вы могли бы и упомянуть об этом, — сквозь зубы цежу я в сторону Эндрю.

Нет ничего хуже для адвоката, чем когда прокурор выставляет его дураком. Подзащитный тогда автоматически превращается в обманщика, а ты сам — в человека, не справившегося со своими обязанностями.

— В декабре тысяча девятьсот семьдесят шестого года подсудимому выдвинули обвинение в нападении… тогда еще под именем Чарлз Эдвард Мэтьюс.

Судья ударяет молоточком о трибуну.

— Слушать больше не желаю! Если миллиона хватило, чтобы удержать подсудимого в Нью-Гэмпшире, двух должно хватить, чтобы он не сбежал из Аризоны. Наличными.

Приставы тащат Эндрю прочь, цепи его кандалов звенят.

— К чему вы ведете? — спрашиваю я.

Судья поджимает губы.

— В мои обязанности не входит объяснять вам, в чем заключаются ваши обязанности, мистер Тэлкотт. Кто вообще учит студентов-юристов в Нью-Гэмпшире?

— Я учился на юридическом в Вермонте, — поправляю его я.

Судья лишь презрительно фыркает.

— Вермонт — это тот же Нью-Гэмпшир. Следующее дело.

Я пытаюсь поймать взгляд Эндрю, но он не оборачивается. Крис хлопает меня по плечу, чтобы подбодрить, и я наконец вспоминаю о его существовании.

— Здесь всегда так, — с сочувствием говорит он.

Когда мы выходим, я замечаю прокурора, поглощенного беседой с пожилыми супругами.

— Ты хорошо знаешь окружного прокурора?

— Эмму Вассерштайн? Достаточно хорошо. Свое потомство она, скорее всего, сожрет. Крутая дамочка. Я давно с ней не сталкивался, но сомневаюсь, что беременность смягчила ее нрав.

Я вздыхаю.

— А я надеялся, что это какая-то гигантская опухоль.

Крис ухмыляется.

— Хуже, по крайней мере, уже не будет.

В этот момент Эмма Вассерштайн разворачивается и уводит пожилую пару из зала суда. Пара эта, очень хорошо одетая, явно нервничает. Я сразу распознаю в них смятение, которое обычно охватывает не знакомых с системой правосудия людей. Мужчине около пятидесяти пяти, он смугл, нерешителен. Он обнимает жену, которая, споткнувшись, налетает прямо на меня.

— Disculpeme, — говорит она.

Волосы цвета воронова крыла, веснушки, которые не скроешь под пудрой, черты ее лица… Я отступаю назад, пропуская женщину, которая одна в целом свете может быть матерью Делии.

Залы суда всегда полны звуков: скрип подошв, тихий шепот свидетелей, репетирующих речь, звон мелочи, клацанье рукоятей на торговых автоматах. А вот хлопают в ладоши здесь нечасто, хотя хороший суд — это всегда хорошее представление. Потому, услышав аплодисменты, я судорожно озираюсь в поисках источника непривычного звука.

— Не лучший твой выход, — говорит шагающий мне навстречу Фиц, — но я поставлю тебе восемь баллов из десяти, дам, так сказать, гандикап: ты же после перелета.

И я уже не могу сдержать улыбки.

— Господи, как я рад увидеть хоть одно доброжелательное лицо!

— Ничего удивительного — после такого-то сражения с Медеей! А где Делия?

— Не знаю, — честно признаюсь я. — Она позвонила сказать, что Софи заболела, но я не смог с ней связаться.

— Значит, она даже не знает, что слушание уже состоялось?

— Еще десять минут назад даже я не знал об этом слушании.

— Она тебя прикончит.

Я согласно киваю. Из кармана Фица торчит блокнот. Я тут же выхватываю его и пробегаю глазами по заметкам. Фиц явился сюда не затем, чтобы оказать нам моральную поддержку. Он пишет об этом в свою газету.