Вы только не обижайтесь - Серанелла Барбара

Манч подумала: неужели во всех приключениях бывает так одиноко? Ей не хотелось показаться неблагодарной. Но что делать, если в дне столько часов? Раньше у нее минуты свободной не было: найти дозу, ширнуться и немедленно искать способ добыть еще… И вдруг все кончилось. Ты больше не употребляешь наркотики. Отлично. Ты будешь жить. И что теперь? Что делать с собой, когда ты не занята работой и не отправляешься на очередное собрание? Что делать в воскресенье в три часа дня? С кем разговаривать, если стоишь одной ногой в обоих мирах и ни с кем не можешь найти общий язык?

Руби не раз говорила: на все нужно время. Ты испортила свою жизнь не за один день и не поправишь ее в один день. Иногда Руби напоминала Манч, что та еще молода: видимо, это должно было как-то ее утешить.

Очередной болт, похоже, не собирался поддаваться. Она капнула на него машинного масла и стала крутить туда – обратно, по четверть оборота за раз. Капля пота пробежала у нее по ложбинке между грудями. В Венис-Бич, конечно, будет прохладнее градусов на пять. Неужели это так трудно – забрать его ребенка?

Она выпрямилась и потянулась. Ноги под коленками ныли – затекли от неудобной позы. Джек подошел и положил мясистую руку ей на плечо.

– Как дела? – спросил он.

– Неважно. – Она показала сломавшиеся болты.

– Что понадобилось от тебя тому прыщу?

– Одолжение.

Манч знала: Джек считает, что прежние «отпетые дружки» пользуются ее добротой, и не одобряет этого. В анкете Анонимных Алкоголиков, где по двадцати вопросам ты определяешь, следует ли тебе считаться алкашом, в одном спрашивалось, встречаешься ли ты с людьми, которые стоят ниже тебя. По словам Руби, это относилось ко всем, кого Манч знала раньше.

– Но ты, я надеюсь, не дала ему денег? – спросил Джек.

– Нет, он просил не денег.

– Поосторожнее с этим типом.

Она почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы, и нагнулась над мотором.

– Я справлюсь, – сказала она.

– Ты всегда так говоришь. Когда в следующий раз явится кто-то из этих идиотов, предоставь мне с ними разобраться.

Она молча покачала головой: у нее перехватило горло. Как-то она спросила Руби, когда пройдет эта неуместная чувствительность. «Может, никогда, – ответила Руби. – Добро пожаловать в ряды людей».

Манч прокашлялась.

– Сегодня в четыре мне надо явиться на собеседование к моей инспекторше.

– Когда тебя наконец от этого избавят? Прошел уже почти год. Они что, не видят, как хорошо ты держишься?

– Мне повезло, что я получила срок условно.

– Да, но три года? Иисусе! – Джек похлопал по крылу «кадиллака»: – Не торопись закончить эту машину. Я позвоню владельцу и скажу, что поломка серьезная. Может, выбью тебе несколько лишних баксов за сломанные болты.

– Хорошо бы. Но, по-моему, этот парень до того скуп, что еще не расстался даже с первым заработанным им пятицентовиком.

Джек засмеялся.

– Ты его раскусила!

– Э-э… Джек? – Манч отбросила со лба волосы, выбившиеся из косы. – Спасибо. Спасибо за все.

– На здоровье, малышка. – Он собрался уйти, но тут увидел на крыле ключ. – Это твой? – спросил он, поднимая ключ от жилья Слизняка. – В чем дело? Я сказал что-то смешное?

– Нет. Я просто вспомнила кое-что о парне, который приходил. Ему кажется, что он так хорошо меня знает! – И Манч спрятала ключ в карман рубашки.

Она собрала инструменты и бросила взгляд на часы. Самое начало четвертого. Ее новая инспекторша, непреклонная миссис Оливия Скотт, работает в Санта-Монике. Чтобы доехать туда, на другую сторону холма, нужно минут тридцать, а то и сорок пять, если шоссе забито машинами. Санта-Моника находится рядом с Венис, вспомнила Манч, убирая инструменты в шкафчик и запирая его. А до Инглвуда, где живет Лайза, надо ехать еще несколько минут на юг. Черт, почему на душе так тревожно?

Она отмыла руки, переоделась в чистую футболку, сбросила тяжелые рабочие башмаки и надела кеды. В маленькой комнатке у всех механиков были шкафчики для рабочей одежды. Из уважения к ее полу Джек поставил на дверь задвижку вскоре после того, как взял ее на работу. Запирая дверь, Манч всегда чувствовала себя немного странно. Может, дело было в том, что она очень много времени провела, прячась по комнатам – обычно ванным – где приходилось запирать дверь.

Над раковиной висело небольшое зеркало. Она расплела косу и пропустила сквозь пальцы темно-русые волосы. Ей нравилось, что, заплетенные в косу, ее тонкие и прямые волосы становились волнистыми. Надо бы спросить кого-нибудь, как их завивают специально.