Вечность на двоих - Варгас Фред

— Посылаем все к черту?

— Нет, зовем переводчика.

Проведя добрых полчаса за ощупыванием земляного прямоугольника, Адамберг и Вейренк не обнаружили ни малейшей трещинки, свидетельствовавшей о наличии ямы. Трубку снова поднял Вандузлер, словно секретарь, фильтрующий звонки.

— Побит, побежден, прижат к стенке? — спросил он.

— Нет, раз я звоню.

— Кто из них тебе нужен на этот раз?

— Тот же.

— Мимо, он на раскопках в Эссоне.

— Так дай мне его номер.

— Когда Матиас на раскопках, его калачом не заманишь.

— Пошел ты!

Старик был прав, и Адамберг понял, что позвонил не вовремя. Матиас не мог двинуться с места, он выкапывал на свет божий очаг мадленского периода вместе с обгоревшими камнями, разного рода черепками, рогами северного оленя и прочими сокровищами, которые он перечислил, чтобы Адамберг прочувствовал всю серьезность ситуации.

— Круг очага не тронут, сохранился как новенький, 12 000 лет до нашей эры. Что ты мне можешь предложить взамен?

— Круг на круг. Короткие травинки образуют большое кольцо внутри длинных травинок, и все это на могильном холмике. Если мы ничего не найдем, наши покойники перейдут к Наркотделу. Тут что-то кроется, Матиас. Твой круг уже раскопан, он может подождать. А мой — нет.

Матиасу дела не было до расследований Адамберга, равно как и комиссар не мог проникнуться палеолитическими заботами Матиаса. Но оба они сходились на мысли, что земля ждать не любит.

— Что тебя привело на эту могилу?

— Тут похоронена молодая женщина, нормандка, как и та, в Монруже, а еще по кладбищу недавно проходила Тень.

— Ты в Нормандии?

— В Оппортюн-ла-От, в Эр.

— Глина и кремень, — заключил Матиас. — Если в подстилающем слое присутствует кремний, трава будет короче и реже. У тебя там камень есть? Стена какая-нибудь с фундаментом?

— Да, — сказал Адамберг, возвращаясь к церквушке.

— Посмотри, что растет у ее основания, и опиши мне.

— Тут трава гуще, чем на могиле, — сказал Адамберг.

— Еще что?

— Чертополох, крапива, подорожник и всякие неведомые мне штучки.

— Хорошо. Иди обратно к могиле. Что растет в короткой траве?

— Маргаритки.

— И все?

— Немножко клевера и два одуванчика.

— Ладно, — помолчав, сказал Матиас. — Ты искал край ямы?

— Да.

— И что?

— А что я тебе звоню, по-твоему?

Матиас взглянул на мадленский очаг.

— Сейчас приеду, — сказал он.

В деревенском кафе, которое одновременно играло роль бакалеи и склада сидра, Адамбергу позволили положить оленьи рога у входа. Все уже знали, что он беарнский легавый из Парижа, возведенный на трон Анжельбером в Аронкуре, но заслуженные им трофеи открывали ему двери шире, чем любая рекомендация. Хозяин кафе, сродник Освальда, обслужил полицейских в мгновение ока — по месту и почет.

— Матиас через три часа сядет в поезд на вокзале Сен-Лазар, — сказал Адамберг. — В 14.34 будет в Эвре.

— Нам до его приезда надо получить разрешение на эксгумацию, — сказал Вейренк. — Но мы не можем его просить без санкции окружного комиссара. А Брезийон забирает у вас дело. Не любит он вас, да?

— Брезийон никого не любит, он любит орать. Вот с типами вроде Мортье у него чудесные отношения.

— Без его согласия разрешения нам не дадут. Так что Матиасу незачем приезжать.

— Мы хотя бы узнаем, открывали ли могилу.

— Но через несколько часов мы уже ничего не сможем сделать, разве что тайком. А тайком мы не можем, потому что за нами следит уголовный розыск Эвре. Стоит нам копнуть, они будут тут как тут.

— Верное замечание, Вейренк.

Лейтенант уронил в кофе кусочек сахара и широко улыбнулся, вздернув губу к правой щеке.

— Можно кое-что попробовать. Гадость одну сделать.

— А именно?

— Пригрозить Брезийону, что если он не снимет осаду, я расскажу о подвигах его сынка четырнадцатилетней давности. Я один знаю правду.

— Гадость какая.

— Да.

— И как вы себе это представляете?

— Мы же не будем приводить угрозу в исполнение. Я сохранил замечательные отношения с Ги, это его сын, и я совершенно не собираюсь вредить ему, вытащив один раз из дерьма. Он тогда еще был совсем мальчишкой.

— Можно попытаться, — сказал Адамберг, подперев щеку рукой. — Брезийон сломается сразу. Как у большинства крутых парней, у него весь пар уходит только в свист. Принцип грецкого ореха. Надави — и он треснет. Попробуй вот мед сломай.