Известие о похищении - Маркес Габриэль Гарсиа

– Господин министр! Или через полчаса вы будете здесь, чтобы поставить подпись под указом, или вы больше не министр.

Опубликованный 29 января Указ 303 снимал все препоны, тормозившие процесс подчинения правосудию торговцев наркотиками. Как и ожидалось, правительству не удалось избежать упреков общественности в том, что новый документ вызван угрызениями совести в связи со смертью Дианы. Такое мнение породило новые слухи: одни считали указ уступкой наркомафии, сделанной под давлением возмущенной общественности, другие твердили, что у президента просто не было выхода, хотя и этот найден с опозданием, по крайней мере, для Дианы Турбай. Так или иначе, но, подписывая указ, президент Гавирия прекрасно понимал, что его медлительность примут за жестокость, а запоздалую решительность – за проявление слабости.

На следующий день в семь часов утра президент позвонил Вильямисару. Это был ответный звонок: накануне Альберто успел поблагодарить президента за новый указ. Гавирия выслушал Вильямисара молча, лишь разделив с ним горечь событий 25 января.

– Это был жуткий день для всех нас, – согласился президент.

С легким сердцем Вильямисар позвонил Гидо Парре. «Теперь вы не будете талдычить, что этот указ плохой», – съязвил Альберто. Гидо Парра, уже досконально изучивший документ, ответил:

– Разумеется. Он снимает все проблемы. Будь это раньше, скольких бед мы могли бы избежать!

Вильямисар хотел знать, каковы будут дальнейшие шаги.

– Все в порядке, – заверил его Парра, – это вопрос ближайших двух дней.

В экстренном заявлении Подлежащие Экстрадиции отказались от приведения в исполнение вынесенных ранее смертных приговоров, «учитывая просьбы ряда известных граждан страны». Имелись в виду дошедшие до них радиообращения Лопеса Мичельсена, Пастраны и Кастрильона. По существу речь шла о признании указа. «Мы сохраним жизнь оставшимся заложникам», – говорилось в заявлении. Объявлялось, что в качестве встречного шага утром того же дня еще один из заложников будет освобожден.

Вильямисар, беседовавший с Гидо Паррой, вскочил от неожиданности и закричал:

– Как один? Вы обещали, что освободят всех!

Гидо Парра ничуть не смутился и ответил обычным тоном:

– Терпение, Альберто. Все решится в ближайшие восемь дней.

Глава 7

Маруха и Беатрис ничего не знали о гибели двух женщин. Телевизор и радиоприемник у них забрали, а, слушая охранников, трудно было понять, где правда. Их рассказы были настолько противоречивы, что версия о переводе Марины в другое место явно оказывалась лживой. Собственные же догадки о судьбе подруги неизменно приводили на распутье: или она на свободе, или мертва. Таким образом, если раньше Маруха и Беатрис были единственными, кто знал, что Марина жива, то теперь только они оставались в неведении о ее гибели.

Опустевшая кровать пугала, в голову сами собой приходили ужасные мысли. Через полчаса после ухода Марины в комнату тенью скользнул Монах и сжался в своем углу. Беатрис спросила в упор:

– Что вы сделали с Мариной?

Монах рассказал, что в гараже их ждали два начальника – незнакомые, здесь они раньше не появлялись. На вопрос Монаха, куда они увозят Марину, один прорычал: «Здесь, сукин сын, вопросов не задают!» Монаху приказали вернуться в дом, оставив с Мариной второго охранника, Барабаса.

Это звучало вполне правдоподобно. С одной стороны, за столь короткое время Монах вряд ли успел бы принять участие в черном деле и вернуться, с другой стороны, не верилось, что у него хватило бы духу застрелить пожилую женщину, которую он называл бабушкой, да и она относилась к нему, как к внуку. Другое дело – Барабас, с его репутацией безжалостного мясника и склонностью бахвалиться своими кровавыми делами.

На рассвете Маруху и Беатрис разбудили жалобные звуки, похожие на стон раненого животного, – в своем углу плакал Монах. Предчувствие беды усилилось, когда он отказался от завтрака и несколько раз громко вздыхал: «Жаль, увезли бабушку». Правда, никаких намеков на то, что Марину убили, никто не делал. И только упорное нежелание майордомо вернуть пленницам телевизор подтверждало страшные предположения.

Вернувшаяся после нескольких дней отсутствия Дамарис своим прекрасным настроением внесла еще большую путаницу. На одной из ночных прогулок Маруха спросила, куда она ездила, и Дамарис вполне искренне ответила: «Я ухаживала за доньей Мариной». И тут же добавила, не давая Марухе опомниться: «Она часто вас вспоминает и передает привет». Как бы случайно Дамарис рассказала, что охрану Марины поручили Барабасу, поэтому он и не возвращается.