Подружка невесты - Ренделл Рут

— Кого вы пытаетесь обмануть?

Арнэм не ответил.

— Не хотите ли чего-нибудь выпить? — выдавил из себя хозяин и окинул собравшихся взглядом, но так, будто их было не четверо, а человек десять. — Кто-нибудь, может быть?

— А что у вас есть? — спросила Фи. Филипп отлично понимал, что подобные вопросы не задают таким людям, как Арнэм, хотя среди знакомых Фи и Даррена это было бы вполне уместно.

— Все, что можно себе представить.

— В таком случае мне, пожалуйста, бакарди с колой.

Конечно же этого как раз не было. Но он предложил херес и джин с тоником. К удивлению Филиппа (хотя он и знал, что мать может быть поразительно нечувствительной к происходящему вокруг), Кристин, казалось, не замечала, какой натянутой стала атмосфера. С бокалом «Бристоль Крим» в руке она продолжила разговор, начатый сыном, и стала восхищаться мебелью и вещами в доме Арнэма. То и это славно, все очень славно, ковры особенно милы и такого хорошего качества. Филипп поражался прозрачности ее намеков. Она говорила, как человек, покорно благодарящий за неожиданный роскошный подарок.

Резкая реплика Арнэма разрушила ее воздушные замки.

— Все будет продано. У меня есть предписание суда: все должно быть продано, а выручку надлежит поделить между бывшими супругами, — он глубоко вздохнул и продолжил стоически: — А теперь предлагаю поехать куда-нибудь поужинать. Не думаю, что можно приготовить что-нибудь здесь. Как насчет местной бифштексной?

Он посадил их в свой «ягуар». Машина большая, так что все уместились без труда. Филипп думал, что надо быть благодарным Арнэму за приглашение на ужин, да еще за его счет, но благодарности не чувствовал. Он считал, что Арнэм должен был сказать правду, сказать, что ждал одну Кристин, а потом посвятить время только ей, как изначально планировал. Ни Черил, ни Фи не возражали бы. Они тоже предпочли бы уехать (по крайней мере, Филипп так считал), чем сидеть в тусклом свете расположенного над супермаркетом второсортного ресторана, стилизованного под загородное поместье, и пытаться завязать разговор с человеком, который определенно мечтал о том, чтобы гости ушли.

Людям поколения Арнэма не хватает прямоты, думал Филипп. Они не честны. Они лукавят. И Кристин такая же: никогда не говорит того, что думает, ей кажется, что это грубо. Филипп не мог спокойно смотреть, как мать нахваливает каждое блюдо, будто Арнэм сам его приготовил. По дороге в ресторан Арнэм стал поразговорчивее, любезно беседовал со всеми, спрашивал Черил, чем она теперь, после окончания школы, собирается заниматься, интересовался, кем работает жених Фи. Он, очевидно, уже поборол разочарование и злость, которые испытывал вначале. Увидев интерес Арнэма, Черил стала рассказывать об отце. Это, как казалось Филиппу, был самый неподходящий предмет для разговора, однако из троих детей именно Черил была ближе всех к отцу и до сих пор не оправилась после его смерти.

— Да, так примерно все и было, он это любил, — немного смущенно отозвалась Кристин на слова Черил о том, что отец был игрок. — Но имей в виду, это не вредило никому. Он всегда брал нас с собой. И мы ведь выигрывали, правда? Множество славных вещей мы купили на эти деньги.

— В свой медовый месяц они поехали в путешествие на папин выигрыш на скачках, — продолжала Черил. — Но папа интересовался не только лошадьми, правда, мам? Он ставил на все подряд. Если бы вы ждали с ним автобуса, он поспорил бы, какой придет первым — 16 или 32. Звонил телефон, и он говорил: «Черил, мужской или женский голос? Пятнадцать пенсов». Мы часто ходили вместе на собачьи бега, я их обожала. Было здорово: сидишь, пьешь колу, может даже, ешь что-нибудь — и смотришь, как собаки бегут по кругу. Папа никогда не злился. Когда у него было плохое настроение, он говорил: «Так, на что бы нам поставить? На лужайке две птички — дрозд и воробей, спорим на фунт, что воробей улетит первым».

— Вся его жизнь была наполнена игрой, — вздохнула Кристин.

— И нами, — настойчиво добавила Черил. Она выпила два бокала, и вино уже слегка ударило ей в голову. — Сначала мы, а потом уже ставки.

И это была чистая правда. Даже его работа являлась своеобразной игрой — на бирже. Все продолжалось так до тех пор, пока однажды, когда он сидел в кресле, держа телефонную трубку в одной руке и сигарету в другой, его сердце не остановилось внезапно. Наверное, это произошло в результате постоянных волнений и стресса, беспрерывного курения и недосыпания. Исход болезни, долгой, но тщательно скрываемой от жены и детей, оказался летальным. Жизнь отца не была застрахована, семья во всех отношения была плохо обеспечена, и кредит на дом в Барнете, к тому же незастрахованный, не выплачен. Не имея на то никаких оснований, отец рассчитывал прожить еще много лет и своей игрой заработать состояние, на которое жена и дети могли бы существовать после его смерти.