Уже мертва - Райх Кэти

Я быстро записывала все, что говорил Джей Эс.

— Тебе следует проверить, откуда брал убийца введенные в жертв предметы. Возможно, именно это и есть составная часть той самой росписи.

Эти его слова я отметила на бумаге звездочкой.

— Какие характеристики сексуального садизма считаются основными?

— Повторяющаяся модель поведения. Использование какого-нибудь предлога для вступления в контакт. Жажда унизить жертву, заставить ее подчиниться. Проявление чрезвычайной жестокости. Возбуждение при виде страха и страданий жертвы. Сохранение каких-то ее вещей.

— Сохранение чего?

Я писала так быстро, что уже заболела рука.

— Каких-нибудь вещей жертвы в качестве сувениров.

— Сувениров?

— Сексуальные садисты часто что-нибудь берут себе на память с места преступления. Какой-то предмет одежды жертвы, украшение или что-нибудь подобное.

— А если они сохраняют вырезки из газет?

— Нередкий случай.

— А какие-нибудь записи они могут вести?

— Могут. Им нравится делать отметки на картах, в календарях, вести дневники, иногда даже записывать что-нибудь на магнитофон. Они фантазируют далеко не только непосредственно об убийстве, но также и о выслеживании жертвы, а еще перебирают в памяти свои предыдущие геройства.

— Ты сказал, что они очень хитроумные. Зачем же тогда хранят карты, календари и записи? Ведь это для них небезопасно.

— Чаще всего они считают себя гораздо выше и умнее копов. И уверены, что тем их никогда не поймать.

— А части тела?

— Что «части тела»?

— Какие-нибудь части тела жертвы они оставляют на память?

Пауза.

— Иногда. Не слишком распространенное явление.

— А о моих мыслях по поводу метро и объявлений что ты думаешь?

— Фантазии, которыми эти люди живут, порой весьма запутанны и специфичны. Некоторые из них мечтают об определенных территориальных пространствах, другие — о какой-то конкретной последовательности событий. Третьи ждут от жертвы особой реакции, поэтому вынуждают ее говорить те или иные фразы, надевать на себя ту или иную одежду. Но, Темпе, данные поведенческие модели характерны не только для сексуальных садистов, но также и для людей, страдающих другими психическими расстройствами. Не зацикливайся на сексуальном садизме, лучше обрати особое внимание на распознавание росписи, то есть «визитной карточки», которую оставляет, совершая преступление, только данный конкретный убийца. Вот самый верный путь его поиска, будь он сексуальным извращенцем или нет. Определенные станции метро и объявления в газетах, — возможно, это составляющие фантазий вашего ненормального.

— Каков твой общий вывод, Джей Эс?

— Мне кажется, вы столкнулись с поистине серьезным случаем, Темпе. С непомерным гневом. С ужасающей жаждой насилия. Если этот тип и есть тот самый Сен-Жак, то меня сильно смущает его поступок с кредитной карточкой. Либо он тупой, что вряд ли, либо по каким-то причинам был вынужден отважиться на столь небрежный шаг. Может, сильно нуждался в деньгах. Или же настолько уверился в собственном превосходстве над всем и вся. Череп в твоем саду — это знак. Либо насмешка. Либо — что тоже не исключено — в какой-то мере он желает, чтобы его наконец поймали. Мне очень не нравится, что ты так серьезно ввязалась в это дело. Череп. Твоя фотография. Судя по тому, что ты мне рассказала, этот тип тебя дразнит.

Я поведала ему историю о своей ночной поездке в монастырь и о машине, которая однажды меня преследовала.

— Темпе, этот парень крайне опасен!

— Если он приходил тогда в лес у монастыря, почему же просто не убил меня?

— Потому что ты застала его врасплох. Убийство не по плану не доставило бы ему должного удовольствия. По всей вероятности, у него даже не было с собой необходимых инструментов. Видеть тебя в бессознательном состоянии, а не парализованную от страха тоже не особенно ему понравилось, вот ты и осталась жива.

— У него не было возможности осуществить ритуал.

— Вот именно.

Мы поболтали о других вещах: об общих друзьях, о прошлом, о тех временах, когда смерть еще не стала неотъемлемой частью наших жизней. Положив трубку, я взглянула на часы: начало девятого.

Я потянулась, разминая затекшие мышцы, и ушла в воспоминания о прошлом. Отвлекло меня от них усиливавшееся чувство голода. Я разогрела замороженную лазанью и заставила себя ее съесть. Потом целый час приводила в порядок записи беседы с Джеем Эс.

В голове назойливо крутились его фразы о том, что преступник становится все более и более уверенным в себе, что он крайне опасен для меня. Я знала об этом и до нашего разговора.

В десять я отправилась в кровать. Лежа в темноте и таращась в потолок, я чувствовала себя одинокой и несчастной. Почему я взвалила на себя груз смертей всех этих женщин? Неужели какой-то психопат живет сейчас фантазиями о моем убийстве? Отчего никто не воспринимает мои тревоги всерьез? Почему я старею и вынуждена есть наспех приготовленные полуфабрикаты перед телевизором, который не смотрю?

Когда Берди свернулся у моего колена и я почувствовала его тепло, слезы, стремившиеся прорваться наружу еще во время нашей с Джеем Эс беседы, хлынули у меня из глаз. Я уткнулась в подушку, которую мы вместе с Питом покупали в Шарлотте. Вернее, это я ее покупала, а Пит стоял рядом, сгорая от нетерпения.

Почему наш брак развалился? Почему я сплю одна? Почему Кэти так недовольна жизнью? Почему моя лучшая подруга в который раз наплевала мне в душу? Где она? Нет, об этом думать не следует. Не знаю, как долго я пролежала с открытыми глазами, остро ощущая пустоту своей жизни и ожидая Гэбби.

На следующее утро я пересказала разговор с Джеем Эс Райану.

Прошла неделя. Ничего.

Погода стояла жаркая. Я целыми днями работала с костями. Скелет, найденный в отстойнике в Канкуне, оказался останками туриста, пропавшего девять лет назад. Кости, вытащенные из помойки собаками, как выяснилось, принадлежали когда-то девочке-подростку, убитой ударом по голове тупым предметом. По трупу с отрезанными руками и с до неузнаваемости изуродованным лицом, обнаруженному в деревянном ящике, удалось определить только то, что некогда это был белый мужчина тридцати пяти — сорока лет.

По вечерам я ходила на джазовый фестиваль — толкалась в толпе потных людей, наводнявших в эти дни улицы Сен-Катрин и Жанн-Манс. Я слушала музыку перуанцев — смесь звуков деревянных духовых инструментов и шума тропического леса, бродила по площади Искусств и комплексу Дежарден, наслаждаясь игрой саксофонов, гитар и летним теплом. Диксиленд. Фьюжн. Ритм-энд-блюз. Калипсо. Я постоянно заставляла себя не высматривать в толпе Гэбби. Не испытывать страх за окружавших меня женщин. Я слушала музыку Сенегала, Кабо-Верде, Рио и Нью-Йорка и на время забывалась в ней.

А в четверг мне позвонил Ламанш. Попросил во вторник обязательно прийти на собрание.

Я пришла, теряясь в догадках о том, что меня ждет. За столом в кабинете Ламанша уже сидели Райан, Бертран, Клодель, Шарбонно и два детектива из Сен-Ламбера. Нынешний директор лаборатории судебной экспертизы Стефан Патино расположился в дальнем конце стола. Справа от него сидел представитель службы уголовного преследования.

Увидев меня, все повставали с мест, и моя тревога втрое усилилась. Я поздоровалась за руку с Патино и его соседом. С остальными обменялась приветственными кивками. Лица всех собравшихся ничего особенного не выражали. Я попыталась заглянуть в глаза Райану, но он избегал встречаться со мной взглядами. Опускаясь на единственный свободный стул, я чувствовала, как влажнеют мои ладони, а внутри все сжимается. «Неужели все собрались для обсуждения моего поведения? — думала я в смятении. — Неужели Клодель уже подал на меня жалобу?»

Патино, не теряя времени, начал собрание. Создана специальная следственная группа. Ее задача — тщательнейшим образом изучить возможность существования в городе серийного убийцы. Необходимо поднять и исследовать все дела о преступлениях, вызванных сексуальными извращениями, совершенных когда-либо в прошлом. Шесть детективов должны сконцентрировать на данном расследовании все свое внимание. Райан назначается ответственным. Я обязана продолжать заниматься останками, но в то же самое время становлюсь неофициальным членом спецгруппы. Внизу для ведения расследования для нас выделено отдельное помещение. Все необходимые досье и материалы перенесены туда. Рассматриваются семь дел. Сегодня во второй половине дня состоится первое собрание следственной группы. О проведенной работе мы должны докладывать мсье Гавро.

Вот так-то. Я вернулась в свой офис скорее потрясенная, чем обрадованная. Что произошло? Чем вызван подобный поворот событий? Я ничего не понимала. Целый месяц я тщетно пыталась доказать существование серийного убийцы. Меня никто не слушал. А тут вдруг в это поверили все. И почему он сказал, что рассматриваются семь, а не пять дел?