Убежище - Новак Бренда

Но он не мог уехать. Хоуп считала Эрвина реальной угрозой, а это означало, что так оно и есть. И разбитое камнем стекло его беспокоило. Хоуп жила не в густонаселенном квартале со множеством вездесущих детишек.

Паркер положил ноги на журнальный столик и велел себе прекратить волноваться. Одна ночь в доме у Хоуп вряд ли может спровоцировать какие-то отношения. Это не усугубляло его предательство.

Наверное, потому, что усугублять было уже некуда.

Он схватил пульт и выключил телевизор. Почти два часа ночи. Надо немного поспать; он так и не нашел спонсора для проекта СВМС, и ему, вероятно, придется завтра утром снова поехать в Таос. Может быть, ко времени своего возвращения он уже сможет отвести этой ночи правильное место.

Паркер постарался расслабиться и перестать думать о Хоуп и в конце концов задремал. Но прошло совсем мало времени, когда его разбудил чей-то приглушенный вскрик.

— Что такое? — Он вскочил на ноги, чувствуя прилив адреналина. — Хоуп?

Она не отвечала.

В дом забрался Эрвин и причинил ей боль? Паркер не знал. В доме была тишина, но ведь что-то разбудило его.

Паркер стоял неподвижно и прислушивался, пока звук не повторился. Он явно шел из мансарды. Но это был не столько крик боли, сколько просто голос, понял он. Хоуп с кем-то разговаривала, словно кого-то пронзительно звала.

С кем же она говорила? Паркер тихо прошел через комнату и поднялся по лестнице. Там находилась небольшая комната со скошенным потолком и простой мебелью юго-западного стиля. Он не увидел никаких чужаков, и над Хоуп никто не нависал. Никаких мужчин, которые хотят утащить ее обратно в Супериор.

Хоуп лежала в постели. Одна. На его глазах она заворочалась и снова заговорила:

— Это опасно! Иди сюда!

Она продолжала бормотать еще что-то, в основном бессмысленно и бессвязно. Потом затихла и через несколько секунд начала снова:

— Я сказала — нет! Я уже иду… пожалуйста, нет…

Ее голос прервался, и она, кажется, заплакала. Паркер неохотно приблизился к ее постели. Ей снится Супериор? Или Боннер? Он понимал, что она могла переживать заново множество неприятных вещей.

— Хоуп? Это я. — Паркер сел рядом с ней на кровать и осторожно потряс, желая разбудить.

В первый момент она отпихнула его руки. Потом моргнула и уставилась на него широко раскрытыми глазами, словно не понимая, где находится.

Паркер смотрел на нее и думал, как же она красива, несмотря на тревожное выражение лица.

— Тебе приснился кошмар, — сказал он и отпустил Хоуп, почувствовав, что от прикосновения к ней у него слабеют колени. — Тебе лучше?

Хоуп кивнула и обвела комнату взглядом, явно желая удостовериться, что он сказал правду.

— Что тебе снилось? Эрвин? — Он приказал себе не смотреть в блестящие глаза Хоуп и не восхищаться ее милым личиком. Но не смог устоять. На мгновение ему показалось, что в ее глазах можно утонуть. Если бы он только не хранил эту страшную тайну…

— Нет.

— Тогда что?

— Ничего.

— Хоуп? — упорствовал Паркер. В ее кошмаре что-то определенно было. Что-то ужасное.

— Я не помню, — сказала Хоуп, но он не сомневался, что она помнит. Что бы ей ни снилось, это просто было слишком личным или слишком болезненным, чтобы поделиться с ним.

— Это был просто сон, — сказал он и вытер ее мокрые от слез щеки. Он много раз говорил себе, что Хоуп теперь сильная, но сейчас она казалась очень ранимой. Ее боль тронула его, ему хотелось утешить ее и защитить.

Хоуп спала в одной майке, и в лунном свете, льющемся через застекленный потолок, ее кожа, казалось, мерцала серебром. Он знал, что не должен больше к ней прикасаться, но позволил себе одним пальцем провести по ее руке. Хоуп задрожала, видимо чувствуя то же сексуальное притяжение, которое сейчас затопляло его. И которое он так старался контролировать, чтобы выпутаться из этой неразберихи.

— Ты красива, знаешь это? — бормотнул он.

Она посмотрела на него снизу вверх, словно сомневаясь, что он говорит искренно. Но когда он коснулся ее кисти, Хоуп переплела их пальцы. И сжала его руку.

— Сколько еще до утра? — спросила она.

— Несколько часов, — ответил Паркер и поразился своему прерывающемуся голосу. Когда он успел так… проникнуться ею?

— Так долго?

— Разве ты выспалась?

— Я не хочу снова засыпать.

Его сердце ускорило темп, а воображение подсказало, чем они могли бы заняться, чтобы провести время с пользой. Далтон значил для него все. Но сейчас он словно оказался за скобками. Сейчас он видел только себя и Хоуп. И обещание, что скоро ощутит, каково это — обнимать ее.