Подружка невесты - Ренделл Рут

— Сента, послушай. Нельзя больше обсуждать убийства, даже в шутку, даже как вымысел. Я хочу сказать, что убийство — это не шутка и не может ею быть ни при каких обстоятельствах.

— Я и не говорила, что это шутка. Я никогда этого не говорила.

— Да, но ты сочиняла небылицы и притворялась. Я тоже виноват. Я тоже так поступал. Ты притворилась, что кого-то убила, и я сделал вид, что кого-то убил, но сейчас это уже не важно, потому что мы на самом деле ничего не совершили, даже не поверили друг другу. Но невозможно продолжать обсуждать это так, будто все случилось на самом деле. Неужели ты не понимаешь? Это губительно, это портит наши души.

Филипп увидел демона в ее глазах лишь на мгновение. Злой дух появился, усмехнулся и пропал. Сента молчала. Он приготовился к бешеной атаке, такой, как в последний раз, когда он усомнился в ее честности. Но Сента была неподвижна и безмолвна. Она запрокинула голову, залпом выпила вино и протянула ему пустой бокал.

— Я никогда больше не буду касаться этой темы, — проговорила она медленно, — я понимаю, как ты к этому относишься. Ты по-прежнему в плену условностей. Ты обрадовался, узнав, что я живу здесь с матерью, правда ведь? Так все выглядит прилично. Ты был доволен, когда у меня появилась работа, приносящая деньги. Как ты можешь быть другим, если ты рос в своей семье? Тебя воспитывали, чтобы ты стал таким правильным и строгим, и в ближайшие несколько месяцев ты не переменишься. Но выслушай меня сейчас. То, что нам пришлось сделать, чтобы доказать друг другу свою любовь, — ужасно. Я осознаю, что это ужасный поступок, и действительно понимаю, что тебе легче забыть о нем. Ты тоже знаешь, что прошлого не изменить. Нам не обязательно это обсуждать.

Филипп ответил почти грубо:

— Если пьешь много вина, нужно что-нибудь есть. Давай перекусим.

— Ты хочешь сказать, что я слишком много пью?

Первые сигналы, предупреждающие об опасности, были Филиппу уже хорошо знакомы. Он распознавал их довольно быстро и почти научился на них реагировать:

— Нет, конечно, нет. Но, по-моему, ты мало ешь. Я пытаюсь о тебе заботиться, Сента.

— Да, заботься обо мне, Филипп, беспокойся обо мне. — Она резко повернулась и вцепилась ему в плечи, в ее глазах сверкнуло безумие и испуг. — Но есть еще не хочется. Пожалуйста, давай не будем. Я хочу, чтобы ты меня любил.

— Я люблю тебя. Я очень тебя люблю, — сказал он, отставил свой бокал, ее бокал, обнял Сенту и повалил ее на коричневое одеяло.

Той ночью Филипп в очередной раз возвращался домой очень поздно. Он рассчитывал, что они обсудят планы на будущее. Будут ли они жить вместе в той квартире наверху? Подумала ли Сента об этом, как обещала? Назначат ли они свадьбу на следующий год? Может ли она предложить какое-нибудь вариант решения проблем с матерью и, если уж на то пошло, с Черил? Но они почти не разговаривали, а занимались любовью весь вечер. Среди ночи Филипп встал, перекусил и умылся под краном.

Вернувшись в комнату и походя к окну, чтобы открыть его и впустить в пыльную затхлую комнату немного свежего воздуха, он увидел, что Сента сидит в кровати и открывает вторую бутылку вина. Она встретила его объятьями истосковавшейся в долгой разлуке любящей женщины.

Он крепко спал. Он спал как мертвый, как тот, кто измучился, но обрел покой. Будущее с Сентой виделось ему великолепным — чередой дней, проводимых в мечтах о ней, и ночей любви. Время шло, их секс становился все невероятнее, они обожали заниматься любовью. Трудно представить, что бывает еще лучше, но так оно и получалось: недели три назад он кое о чем попросил, и с тех пор их ночи превратились в упоительное чудо. Когда зазвонил будильник, Филипп проснулся и потянулся к Сенте. Но он спал в своей постели, Сенты рядом не было, и ему стало очень тоскливо.

По пути к Оливии Бретт Филипп ругал себя за то, что вообразил, будто увидел у Сенты какие-то признаки невроза. Конечно, это произошло потому, что он был потрясен, узнав, что Джон Крусифер — это Джоли. Бедняжка Сента просто сообщила ему голый факт, он, кстати, и сам к тому времени мог бы догадаться, но был так впечатлен, что выместил на Сенте свою истерику. Психологи, кажется, называют такое проекцией?

В любом случае вряд ли стоило удивляться тому, что Сента поверила, будто он действительно убил Джоли. В конце концов он сам ей это рассказывал. Он ведь признался, пусть сейчас это и выглядит невероятно, что убил старика. Вспомни, говорил он себе, ты ведь поверил на какое-то время в ее ложь об убийстве Арнэма, было же такое. Это, рассудил Филипп, лишь подтверждает его собственную правоту: подобные разговоры вредны, они портят души. Это, несомненно, пагубно воздействует на него, ведь подумал же он, что Сента не в своем уме.