Надежда умирает последней - Герритсен Тесс

«Будь ты проклят, – думала она, – ты даже не удосужился дать мне возможность выказать себя полной дурой».

За окном по мокрому асфальту пропели шины, и она выглянула в окно.

Сквозь завесу дождя она увидела такси у дома.

– Отец, – позвала она и пошла в его комнату. – Твое такси приехало.

– Так скоро?

Он осмотрелся вокруг, соображая, не забыл ли чего.

– Ну хорошо, стало быть, пора.

В дверь позвонили, он накинул куртку и зашагал через комнату. Вилли не видела, как он отворил дверь, но слышала, как он воскликнул:

– Быть не может…

Она обернулась.

– Здравствуй, Мэйтленд, – произнес Гай.

Двое мужчин, оба в куртках, оба с чемоданами в руках, скалились в улыбках.

Гай стряхнул капли дождя с головы.

– Можно войти?

– Ну-у, даже и не знаю. Надо спросить начальницу.

Мэйтленд повернулся к дочери:

– Как ты полагаешь, можно человеку войти?

Но Вилли от потрясения лишилась голоса.

– Думаю, что это означает «да», – предположил ее отец жестом и предложил войти Гаю.

Гай перешагнул через порог и поставил чемодан на пол.

Он стоял и смотрел на нее, не говоря ни слова. Дождь прибил его волосы ко лбу, на лице лежала печать утомления, но ни один мужчина в мире не был так прекрасен!

Она попыталась вспомнить все, почему бы она не захотела его видеть и за что она могла бы выдворить его на улицу. Но голос ее не слушался, и она просто стояла и смотрела на него, смотрела и вспоминала его руки, когда она была в его объятиях.

Мэйтленд переминался с ноги на ногу.

– Э-э… кажется… кажется, я забыл что-то упаковать, – пробормотал он и незаметно выскользнул из комнаты.

Несколько секунд слышно было только, как с куртки Гая капают на пол капли дождя.

– Как мама? – спросил Гай.

– Она умерла, пять дней назад.

Он покачал головой:

– Мне жаль, Вилли.

– И мне…

– Как ты? У тебя все в порядке?

– Я… да.

Она отвернулась. «Я люблю тебя, – подумала она. – И тем не менее мы стоим тут, как чужие, обмениваемся любезностями».

– Я в порядке, – снова сказала она, словно чтобы убедить его и себя, что эти две недели сплошных страданий были сущим пустяком.

– Выглядишь неплохо, несмотря ни на что.

Она пожала плечами:

– Ты выглядишь ужасно.

– Я и не удивлен. В самолете поспать не пришлось. Да еще этот младенец кричал на переднем сиденье, всю дорогу от Бангкока.

– Бангкока? – Она нахмурилась. – Ты был в Бангкоке?

Он кивнул и усмехнулся.

– Вот она – моя работенка. Прибыл домой из Вьетнама, а через неделю меня требуют, говорят лететь назад… за Сэмом Лэситером.

Он сделал паузу.

– Признаюсь, я не очень-то обрадовался очередной посадке на самолет, но подумал, что раз надо, значит, надо.

Он помолчал, а потом тихо добавил:

– Ни один солдат не должен лететь на родину один.

Она подумала о Лэситере, вспомнила тот вечер в кафе у реки, лирическую песню на шуршащей пластинке, бумажные фонарики, пляшущие на ветру.

Потом увидела его тело, качающееся на волнах реки Меконг. И вспомнила черноглазую женщину, что любила его.

– Ты прав, – сказала она, – ни один солдат не должен возвращаться на родину один.

Снова возникла пауза. Она чувствовала, что он смотрит на нее и ждет.

– Ты бы позвонил мне…

– Я хотел.

– Но просто не было возможности, да?

– Возможностей было полно.

– Так тебе было все равно? – Она воздела глаза кверху. Вся ее боль, весь гнев вдруг вырвался наружу. – Две недели от тебя не было ни словечка! А теперь ты заявляешься в мой дом без предупреждения, бросаешь свой чемодан у меня в…

Последнее слово так и не наполнило ее уста, их наполнил он. Она оказалась захвачена мокрыми от дождя объятиями, и все, что она собиралась высказать, вся горечь в словах, все испарилось с одним этим поцелуем. Она лишь издала тихий стон, и ее охватил вихрь желания. Она уже не могла определить, где кончалась она и начинался он. Она лишь была уверена теперь, что он никогда и не покидал ее, что до конца дней своих он будет частью ее. Даже когда он отпрянул, чтобы взглянуть на нее, она была пьяной им.

– Я хотел позвонить, но не знал, что сказать…

– А я ждала, чтобы ты позвонил, ждала все эти дни.

– Наверное, мне было… не знаю, страшно, что ли.

– Страшно отчего?

– Услышать, что все кончено. Что ты отрезвишься и поймешь, что я того не стою. Но потом, когда я прилетел в Бангкок, остановился в гостинице «Ориенталь». Выпил на террасе за те деньки. Увидел такой же закат, те же лодочки на реке. Но без тебя это все было не то.