Надежда умирает последней - Герритсен Тесс

Он вздохнул:

– Черт! Да без тебя все не то.

– Ты ничего мне не сказал. Просто исчез, и все.

– Все как-то казалось, что не время сейчас еще…

– Не время для чего?

– Ты знаешь для чего.

– Нет, не знаю.

Он нервно помотал головой:

– Ну зачем ты усложняешь?

Она отошла на шаг назад и посмотрела на него долгим испытующим взглядом. Затем, улыбнувшись, сказала:

– А я и не обещала, что со мной будет просто.

– Вилли, Вилли, – он обхватил ее и крепко прижал к своей груди, – вижу я, что нам с тобой многое придется утрясти.

– Как, например?

– Например… – Он приблизился к ее губам и прошептал: – Кто спит на правой стороне кровати…

– Ах, это… – промычала она, касаясь его губами, – ты.

– А кто назовет нашего первенца…

Она уютно устроилась в его объятиях и вздохнула:

– Я.

– А кто первый скажет «я люблю тебя»?

Она ответила не сразу.

– Ну а это… – сказала она с улыбкой, – можно еще обсудить.

– Так не пойдет, – произнес он, прижимаясь к ней лицом.

Они смотрели друг на друга, и каждый ожидал услышать признание первым.

Все разрешилось обоюдно.

– Я люблю тебя, – услышала Вилли как раз в тот момент, когда те же слова сорвались с ее уст.

И смех их тоже раздался одновременно, светлый и радостный, и в нем была уверенность в будущем. Затем последовал поцелуй, согревающий, страстный, но такой непродолжительный, что ей хотелось еще.

– Все лучше и лучше получается.

– Что, признаваться в любви?

– Нет, целоваться.

– Ах, это… – пробормотала она и тихо добавила: – Тогда, может, повторим?

За окном послышался гудок, вернувший их обратно в реальность. Они увидели в окно еще одно такси, припарковавшееся у обочины.

Вилли нехотя высвободилась из объятий Гая.

– Отец! – позвала она.

– Иду, иду.

Ее отец вышел из спальни, снова надевая на себя куртку. Он остановился и посмотрел на Вилли.

– А почему бы вам не попрощаться по-человечески? – вежливо заметил Гай и направился к двери. – Я положу чемодан в машину.

Вилли и ее отец остались в комнате одни. Они смотрели друг на друга и знали, что это прощание, как и любое другое прощание, может оказаться последним.

– Между вами все в порядке? – спросил Мэйтленд.

Вилли кивнула.

Снова возникло молчание. Тогда ее отец спросил мягко:

– А между нами?

Она улыбнулась:

– Там тоже все в общем неплохо.

Она подошла к нему, и они обнялись.

– Да. Между мной и тобой все хорошо, это точно, – пробормотала она, уткнувшись ему в грудь.

Без особой спешки он подошел к выходу. В дверях они с Гаем пожали друг другу руки.

– Желаю удачно добраться домой, Мэйтленд.

– Доберусь, спасибо. Смотри, чтоб все в порядке было, ага? И, Гай… спасибо тебе большое.

– За что?

Мэйтленд снова взглянул на Вилли. Во взгляде его было сожаление и искупление одновременно.

– За то, что ты вернул мне мою дочь.

Дикий Билл Мэйтленд вышел, а Гай вошел. Он не произнес ни слова.

Лишь взял Вилли за руки и заключил в объятия.

Послышался шум уезжающего такси, и Вилли подумала: «Мой отец покинул меня. Снова покинул».

Она посмотрела снизу вверх на Гая: «Ну? А ты?»

Он прочитал в ее глазах этот немой вопрос и ответил тем, что взял в руки ее лицо и поцеловал. Затем он, пнув дверь ногой, захлопнул ее, словно в знак победного конца. И она знала наверняка, что на этот раз ее не бросят.