Подружка невесты - Ренделл Рут

Они были в ее комнате, было утро, по-прежнему раннее, восьмой час, но уже совсем светло. Солнце самозабвенно светило на это запустение и ветхость сквозь щели в грязных ставнях. Филипп сварил кофе. В бутылке осталось немного молока, но оно прокисло. Сента завернулась в две шали, одна была повязана вокруг ее талии, другая лежала на плечах. Корни ее волос снова стали рыжими. Она все еще находилась под воздействием снотворного: взгляд плывущий, движения замедленные, но Филипп понимал, что она уже ощущает в нем перемену и удручена этим и напугана. Он сидел на краю постели, она — в изголовье, склонясь на подушки. Затем Сента подползла к нему по сбитому одеялу и робко протянула руку. Филипп хотел отдернуть свою, но не отдернул. Он позволил ее руке лежать в своей, чувствуя, как у него сводит скулы. Он попробовал прокашляться. Голос его звучал так, будто Филипп сильно простужен:

— Сента, ты его убила вторым из двух стеклянных кинжалов?

Вопрос был так же странен, как и то, что он совершенно серьезно задал его девушке, которую должен был любить, на которой думал жениться. Сами слова и их сочетание были так чудовищны, что Филипп зажмурился и сдавил пальцами виски.

Сента кивнула в ответ. Он знал, что у нее в голове. К его вопросам, к действительности, к опасности она равнодушна. Она хочет только, чтобы он продолжал ее любить. Он спросил, пытаясь казаться невозмутимым и говорить без дрожи в голосе:

— В таком случае, неужели ты не понимаешь, что полиция тебя найдет? Это просто чудо, что тебя еще не отыскали. Две смерти связывают стеклянные кинжалы. Полиция обнаружит эту связь. У них наверняка где-то в компьютере есть эта зацепка — почему они еще не приходили к тебе?

Сента улыбнулась. Она крепко держала его руку и потому могла улыбаться:

— Я хочу, чтобы ты ревновал меня, Филипп. Знаю, что с моей стороны это нехорошо, но мне правда хочется, чтобы ты ревновал.

Он уже уяснил себе, что она избегает естественного порядка вещей и логики, раз так отвечает на вопросы. Какой бы ее связь с реальностью ни была, Сента ее теряет.

— Я не ревную, — отозвался он, стараясь сохранять самообладание. — Я знаю, что этот Мартин ничего для тебя не значил. Я беспокоюсь за тебя, Сента. Волнуюсь, что будет дальше.

— Я люблю тебя, — произнесла она, держа его за руки, стиснув их до боли, — я люблю тебя сильнее, чем саму себя, так почему я должна тревожиться о том, что случится со мной?

Странно, ужасно, но он знал, что это правда. Она любит его так, и ее лицо это выражало. Слова ни к чему. В ярком, равнодушном солнечном свете, лучами выхватывающем пыль, Филипп прижал ее к себе, щекой к ее щеке, обхватил за спину. Нервы его были расслаблены, тело — беспокойно от желания уйти. Она прильнула к нему. Время шло, мгновения тянулись словно часы, пока он наконец не сказал:

— Сента, мне нужно идти.

Она прильнула к нему еще плотнее.

— Я не могу больше брать отгулы, — продолжал он, — я должен ехать на работу.

Он не сказал ей, что в первую очередь хочет увидеть Фи и Дарена, застать их, пока они не ушли на работу. Ему пришлось оторвать Сенту, поцеловать в утешение. Закутанная в шали, она как младенец, зарылась в коричневое белье. Он закрыл ставни почти полностью, чтобы не впускать резкий желтый свет, и быстро вышел из комнаты, даже не оглянувшись.

За завтраком зять оказался привлекательнее, чем в те дневные и вечерние часы, когда сидел развалясь перед телевизором. Свежевыбритый, он вновь походил на статного жениха, правда, его старил хмурый сосредоточенный взгляд, когда он изучал «Файнэншл Таймс» — последняя газета, с которой его можно было увидеть. А Фи, красивая и свежая, с феном в одной руке и тарелкой тостов в другой, крайне удивилась, увидев брата, и испугалась, что что-то стряслось с матерью, а иначе зачем бы он заявился с утра. Сказав, что все в порядке, Филипп изумился тому, как часто люди используют эту фразу, которая никогда не несет в себе никакого смысла.

Он поймал себя на том, что оттягивает разговор, с которым пришел на самом деле. Люди, возможно, всегда так поступают, думал он. Расскажи сначала о меньшей тревоге, меньшей заботе. Он почувствовал себя виноватым, отнеся проблему Черил к этой категории. Фи поначалу не верила, потом смутилась. Она закурила, как будто они обсуждают что угодно, но не пагубную привычку.

— Игральные автоматы? — переспросил Дарен. — Игральные автоматы? Я играю на них, но никто не называет меня наркоманом.