Черная-черная простыня (Сборник) - Емец Дмитрий

– А если лавочник не давал? Ну говорил, скажем: «Иди отсюда, не надо про меня писать!»

– «Хорошо, – говорил Шампанеев. – Я ухожу. Не надо, так и не надо». Он уходил, а на другой день в газете появлялась заметка: что, мол, в лавке Прохорова тухлыми продуктами торгуют и вообще – холеру подхватить плевое дело... Обыватели пугались и в эту лавку больше не ходили, по другой стороне улицы ее огибали. Лавочник начинал нести жуткие убытки и рвал на себе волосы, если они еще были, что прогнал репортера. Еще день-два, и он бросался к Шампанееву с подарками, только чтобы тот написал опровержение.

– Ну и жулик же был этот Шампанеев!

– Почему жулик? Вообще, да, жулик, но ведь и лавочник-то тоже был тот еще жук, а у Шампанеева полный дом детей – всех кормить надо, а сам он бедный. Дом в три окна и три пары сапог на семь человек. Библиотекарша говорит: он был очень хороший журналист, с крепким пером, дотошный: если мы что-то теперь и знаем о городской жизни того времни – так только потому, что он написал.

– И про смерть палача у него тоже есть? – взволнованно спросил Филька.

– А то как же... Вот смотри... – Мокренко схватил один из ксероксов и вначале сам стал сбивчиво читать, а потом ограничился тем, что просто сунул Хитрову бумажку.

«<MI>Сегодня на ...вском кладбище хоронили утонувшего три дня назад в реке Мыльце мещанина Антипа Ф., больше известного в городе как Кат, или Палач. Долгое время мещанин Антип Ф., являвшийся уроженцем нашего города, исполнял обязанности палача в екатеринбургском остроге. Но однажды случилось так, что он казнил безвинного чиновника П., которому на другой день привезено было высочайшее помилование.<W0>

После этого случая Антип был отставлен от своей должности без сохранения пенсиона и вернулся в наш город...

<MI>По слухам, сама смерть Антипа Ф. произошла при обстоятельствах самых загадочных. Что заставило его среди ночи оказаться на старом мосту через Мыльню, в сваях которого и было найдено впоследствии его тело, до сих пор неизвестно. Другой необъяснимой подробностью, которую пытается теперь разгадать назначенный губернатором следователь г-н Тетерин, является то, что вокруг шеи палача обмотана была истрепанная веревка, служившая ему некогда для исполнения приговоров суда...<W0>

По решению городской думы похоронен он был на казенный счет, причем на могиле его водружен был камень с надписью «1906. Для многих ты был смертью, теперь же смерть сама к тебе пришла». Надпись эта, сочиненная учителем словесности Первой Гимназии Феликсом Запятыкиным, выразила привычное неодобрительное отношение общества к палачам, которые являются в некотором роде<MU!^!X!O!A!> исполнителями общественной воли. Другими словами, не палачи подписывают приговоры, но лишь делают то, что им предписано. Однако Антип Ф. был особенным палачом и, по свидетельству людей, знавших его, не раз говорил, что душегубство доставляло ему удовольствие.<W0>

<MI>Присутствовавший на похоронах мещанина его брат Андрей припомнил в разговоре с вашим покорным слугой, что незадолго перед своей гибелью Антип говорил ему следующее: «Когда я умру, положи со мной в могилу то, что лежит у меня в сундуке». Когда же Антип был найден мертвым, брат его <W0>поспешил открыть сундук, надеясь, что там окажутся деньги, но не нашел ничего, кроме черной простыни, которая и была положена в гроб...»<I*>

– Вот она, простыня! – воскликнул Филька. – Вот она! Ты видел?

– А то как же... Удивил негра жареным бананом! – снисходительно хмыкнул Петька. Еще бы – ведь это был его трофей.

– А вторая заметка? Что в ней? – вспомнил Хитров.

Мокренко, мигом став серьезным, сунул ему второй ксерокс.

«Пару дней уж тому, как со мной произошло презабавное событие, которое я не могу не поведать почтенным читателям. Начну обо всем по порядку, ибо лучше порядка может быть только дисциплина, как говаривал некогда покойный исправник Подковырлов. Итак, во втором часу ночи я возвращался с поминок по купцу Ятрилову, скончавшемуся девять дней назад то ли от неумеренного поглощения<MU!^!X!O!A!> блинов, то ли от апоплексического удара. Путь мой пролегал мимо кладбища. Неожиданно из ворот выскочил сторож, отставной унтер Бубнов, и бросился ко мне, крича, что только что видел мертвеца.<W0>

«Ты пьян, братец! – отвечал я. – Разве дело кладбищенскому сторожу бояться мертвецов?»

<MI>«Ах, ваше благородие, – отвечал сторож, крепко держа меня за рукав. – Вы не сумлевайтесь: я на трех войнах был, всякого перевидал. Тех мертвецов, что в земле лежат, правильных то бишь, я нисколько не боюсь. Мне другие мертвецы страшны, непутевые, те, что из могил своих выходят».<W0>