Грегор и подземный лабиринт - Коллинз Сьюзен

Грегор решил было еще поспать, но почувствовал, что уже выспался. И потом — это был самый подходящий момент поговорить с крысой. Он лихорадочно думал, с чего начать разговор, но Вертихвостка начала его первой:

— Я знаю, это ты заставил их спасти меня, — сказала она.

— Ну, типа того, — уклончиво ответил Грегор, которому не хотелось, чтобы она узнала, как ее спутники хотели бросить ее в беде.

Но она и так все знала, конечно.

— Живоглот был прав насчет тебя, — задумчиво сказала она. — Он сказал, что ты не похож на других людей. И что нельзя судить о тебе по тому, что я знаю о людях вообще.

— Интересно. Практически то же самое Викус сказал мне о самом Живоглоте, — усмехнулся Грегор. Эта тема смущала его. — Скажи, как долго тебе пришлось прожить в одиночестве?

— Три или четыре года.

— А почему они изгнали тебя? Другие крысы. То есть я хочу сказать — запахи ведь очень много значат для крыс, и ты должна была бы стать у них знаменитостью, — сказал Грегор.

— Я и стала. В некотором смысле. А потом они поняли, что я могу унюхать все их секреты — и никто не захотел, чтобы я оставалась рядом, — ответила Вертихвостка. — Я и твои секреты могу унюхать.

— Мои секреты? Какие же, например? — удивился Грегор, пытаясь сообразить, какие у него секреты.

Самым большим его секретом был секрет исчезновения его отца — по крайней мере он очень не любил говорить об этом. Но это в прошлом. Теперь его секрет — Подземье. Но они тут! Так о каких секретах она говорит?

Вертихвостка заговорила так тихо, что он едва расслышал ее слова:

— Я знаю, что происходит, когда ты сражаешься.

Грегор отшатнулся. Однако она была права, когда говорила про секреты. Он ведь ни с кем об этом не разговаривал — о том, что теряет связь с реальностью, едва берет в руки меч, и что потом не может ничего вспомнить. Он и наедине с собой старался об этом не думать.

Но все же он постарался не выдать себя.

— И что же происходит, когда я сражаюсь? — спросил он холодно.

— Ты не можешь остановиться. И ты — пахнешь. Я слышала подобный запах всего один или два раза в жизни. У нас, крыс, есть название для таких, как ты. Ты — яростник, — ответила Вертихвостка.

— Яростник? Что еще за яростник? — Грегору не нравилось, как звучит это слово: оно явно не означало ничего хорошего.

— Это такой особый вид бойца. Он появляется на свет с особыми способностями. И если остальным нужно много тренироваться, чтобы добиться мастерства в бою, то яростник — прирожденный убийца, — сказала Вертихвостка.

Все это не имело к нему ни малейшего отношения! Это было самое худшее, что он когда-либо слышал о себе.

— Но я не убийца! Тем более прирожденный! — выдохнул он.

И вспомнил пророчества Сандвича, где он назывался Воином и где говорилось, что ему суждено убить Мортоса.

— Это что же — все остальные тоже так думают?

— Никто пока не говорил о тебе ничего подобного, иначе я бы слышала об этом, — возразила Вертихвостка. — Быть яростником — это не из области морали. Ты не можешь с этим ничего поделать — как я ничего не могу поделать со своим даром нюхознания. И это не значит, что ты должен убивать — это значит только, что ты можешь. Лучше, чем кто-либо еще. И что, вступая в бой, ты уже не остановишься.

Сердце Грегора бешено колотилось. А что, если она права?! Да нет, не может быть. Он ведь не любил драться! Да что там — ему не нравилось спорить и даже присутствовать при споре!

Да, но все эти кровяные шарики и щупальца… Он действительно не контролировал себя. Он даже ничего не помнил.

— И все-таки я думаю, что ты ошибаешься. Ты, видимо, спутала меня с кем-то еще, — только и смог он сказать.

— Нет, не спутала. Можешь отрицать это сколько угодно, в глубине души ты прекрасно знаешь, что я права. Если будет возможность — я попрошу Живоглота поговорить с тобой об этом, — добавила Вертихвостка.

— Живоглота? А при чем тут Живоглот? — спросил Грегор, сгорая от стыда.

— Потому что он тоже яростник, — просто ответила Вертихвостка. — Но в отличие от тебя он научился себя контролировать.

Ах вот как! Значит, Живоглот. Что ж, если говорить о машине для убийства — никто лучше Живоглота не подходит на эту роль. Грегор вдруг вспомнил, как Живоглот взмахнул перед ним своим хвостом и, когда он, Грегор, Неожиданно для себя этот хвост поймал — в сантиметре от своего лица, — сказал: «Ну, этому научить нельзя». Значит, он к тому времени уже знал, что Грегор — яростник? А Соловет?