Таня Гроттер и Болтливый сфинкс - Емец Дмитрий

– Но почему Мегар загадал именно это?

– Нельзя двигаться в кромешной тьме, не имея фонаря. Единственный же возможный фонарь, свет, злу никогда служить не будет. Как скряга не понимает, что можно не желать золота, а пьяница не решится оставить в холодильнике начатую бутылку, так и зло не представляет, что такое добро. Оно нашаривает его вслепую, но все равно не понимает. Вот и Мегар, заключая сделку с Древниром, попытался загадать нечто совершенно невероятное. Нечто такое, чего, по его мнению, вообще никогда произойти не могло. Не какой-либо предмет или понятие, а поступок… Представляю, что испытал Мегар, когда увидел летящий перстень и услышал слова отречения. Хотя в полной мере, уверен, мы этого никогда не узнаем.

Академик прислушался.

– Особенно если Тарарах будет так усердствовать, – добавил он.

Остаток декабря пронесся, как хвост скрывшегося в тоннеле поезда. Таня постоянно сидела у Ваньки в магпункте, а вечером часа по три летала над океаном. Летала без петель и перевертонов, но очень стремительно. По сторонам почти не глядела, а лишь ловила лицом ветер. Те, кто хорошо знал Таньку, понимали, что она сейчас размышляет о чем-то очень и очень для себя важном. Изредка к ней присоединялись Ягун с Лотковой, внутренне примирившиеся и вполне довольные друг другом.

Академика Таня увидела лишь за день до Нового года. Тот пригласил ее к себе в кабинет. Таня постучалась и остановилась на пороге.

Сарданапал вначале долго покашливал, а затем, с некоторым усилием выдрав очки у цепких усов, протер их краем мантии. Таня примерно догадывалась, о чем глава Тибидохса хочет поговорить с ней, однако он начал издалека.

– Как себя чувствует Ванька? Я слышал, ему гораздо лучше.

– Да, гораздо. Ребра срастаются быстро, а вот другие переломы хуже. Но Ягге настроена оптимистично.

– А как он без магии? – участливо спросил Сарданапал.

– Вы не поверите, но Ванька даже рад, – серьезно сказала Таня.

Академик улыбнулся.

– Рад? Ты серьезно?

– Говорит, что да, тяжело, неудобно… привычки-то остались… То искру выпустил, и чашка с кофе к тебе сама прилетела, а то надо кого-то просить или на костылях прыгать… Зато он очень доволен, избавившись от ложного всесилия. Мы с ним часто это обсуждаем.

– Ложное всесилие? – быстро переспросил академик.

– Ванька утверждает, что не существует магии светлой и темной, как нет дубины доброй и дубины злой. Есть просто дубина. Ты заводишь ее вроде как для того, чтобы отбиваться от разбойников, но через короткое время странным образом обнаруживается, что в разбойники попало все человечество… Даже если тебе кажется, что ты наказываешь кого-то за дело, все равно в конечном счете это оборачивается во вред и тебе, и ему. А чем все это оплачивается, по Лысой Горе хорошо заметно. Чего все эти ведьмаки так умереть боятся, прямо зубами кровати грызут? А ведь, что бессмертие есть, не понаслышке каждому известно.

Сарданапал рассмеялся.

– Почему вы смеетесь? – подозрительно спросила Таня.

– Да вот услышал и еще раз убедился, что в мире нет ни одной новой мысли. Мысли как камни на берегу. Кто-то возьмет горсть, а кто-то набьет полные карманы и будет рычать, охранять и искренне считать себя их собственником, хотя камни на самом деле принадлежат морю, – сказал академик.

Он подошел к клетке с черномагическими книгами и, дразня, провел пальцем по прутьям. Одна из книг атаковала палец, превратившись в огромного паука, но Сарданапал, готовый к этому, успел убрать ладонь.

– Кстати, ты слышала, что Пупсикова с Попугаевой открыли контору? Сегодня Пупсикова «колдунья вуду», а Попугаева «светлый целитель», а завтра, когда надоест, Попугаева «всемогущая потомственная ведьма», а Пупсикова «белая магесса»…

Таня быстро взглянула на Сарданапала. Откуда он знает?

– Я редко выпускаю из поля зрения своих учеников. Мне важно, что проросло из тех семян, которые я в них посадил. И, увы, все чаще убеждаюсь, что там, где я посадил внешне здоровые семена, вырастает бурьян… Так что, кто знает? Быть может, именно та дорога, которой пошел Ванька, и является единственно верной для всех учеников Тибидохса. Но какой для этого нужен характер! Какая зашкаливающая самоотверженность! – прочитывая ее мысли, сказал академик.

– Я слышала, вы вчера были у Глеба. Как он? – неожиданно для себя спросила Таня.

– А ты разве его не навещала? – удивился академик. – Одна милая дама в… э-э… нагруднике персидских пехотных соединений рассказывала, что из города несколько раз приезжала девушка с контрабасом.

Таня едва сдержала улыбку. Только академик Сарданапал был способен увидеть персидский нагрудник в жилете дежурной по переезду.

– Я была у него еще до схватки Ваньки со сфинксом. Теперь я в основном в магпункте, – сказала Таня. – А Глебу я пыталась вчера дозвониться, но Свеколт не передала ему зудильник. Сказала, что он не хочет меня видеть.

Академик покачал головой.

– Ох уж эти некромаги! Только они способны, внешне не искажая, сообщить правду так, что она становится ложью!

– Вы это о чем? Не понимаю…

– Бейбарсову нельзя тебя видеть. Ну как человеку, которому вчера сделали операцию на желудке, нельзя сразу есть жареного цыпленка, потому что это его убьет. Глеб переживает тяжелейший момент в жизни. Он перекроил себе душу кухонным ножом, зашил ее толстыми нитками и ждет, пока она срастется.

Таня вопросительно взглянула на академика, пытаясь понять, насколько буквально следует понимать это описание. В варианте с некромагами можно было допустить все, что угодно.

– Ты ведь знала, что Глеб соединил свою судьбу с судьбой Ваньки? – спросил академик.

– Да.

– И зачем он это сделал, тоже знала?

Таня что-то пробурчала, не желая распространяться. И, как оказалось, правильно сделала, потому что у Сарданапала оказалась своя версия.

– Как всякий истинный некромаг, Глеб не сомневался, что раздавит Ваньку словно скорлупку. Сломает своей личностью его личность. Ну как грузовик уверен, что будет тянуть за собой игрушечную машинку, привязанную к нему на нитке. Но… – академик назидательно поднял палец, – внезапно происходит странная вещь. Игрушечная машинка вначале начинает уверенно сопротивляться, а затем и волочет грузовик за собой. Грузовик в смятении. Он гудит, сжигает резину, буксует, но вынужденно тащится за игрушечной машинкой. Пытается порвать сцепку и ускользнуть, но где там…

– То есть Ванька подмял Бейбарсова? – радостно спросила Таня.

– Ванька никого не подминал. Это не в его правилах. Но он сумел остаться самим собой и вытянуть Глеба. Возможно, это был мудрый голос света, который никому не желает гибели. Ванька стал спасением Бейбарсова.

– От мрака?

Прежде чем ответить, академик задумчиво провел пальцем черту по полировке стола.

– Разумеется. Лигул – не удивляйся, что я знаю, мы с Глебом много говорили об этом – не смог удержать Бейбарсова в Тартаре.

– Как не смог? Он же дал ему отсрочку! Выпустил на несколько дней, чтобы Глеб привел ему меня! – воскликнула Таня.

Сарданапал передернулся, точно услышал величайшую глупость в жизни.

– Очередная ложь! Лигул дышит обманом, как мы воздухом. Лигула принудили выпустить Глеба, он же попытался извлечь из этого выгоду. Даже из поражения выкроить победу. Обычные фокусы. Чем больше тебя пугают – тем больше не бойся!

– То есть этот рассказ про сколько-то там дней…

– Ложь, как и все прочее.

– Но почему Глеб не остался в Тартаре? В нем есть еще что-то светлое? – спросила Таня.

Сарданапал не стал ее обнадеживать. Лично у него на этот счет были большие сомнения.

– Я же сказал, я думаю, что Бейбарсова вытянул Ванька. Пуповина, соединяющая их, не оборвалась и в Тартаре. Хотел Глеб того или нет, он зачерпнул у Ваньки несколько глотков света, который даже Лигул не сумел уничтожить. Вот Глеба и вытолкнуло из Тартара, точно воздушным буем. В Тартаре-то света нет и не должно быть. К Глебу же он продолжал поступать через Ваньку.

– Все равно не понимаю.

– Разберешься со временем. Теперь же положение еще больше усложнилось. Тебе известно, что Глеб тоже лишился дара к некромагии?

Таня не поверила.

– Глеб???

– Разумеется. Все по тому же закону совмещающихся сосудов. Когда Ванька отказался от магии за себя, то получилось, что он лишил магии и Глеба, прежде чем пуповина, связывавшая их, навеки распалась.

– Значит, они больше не соединены? – радостно спросила Таня.