Рассказы и сказки - Бианки Виталий Валентинович

Охотник поднял медвежью шкуру — тяжёлая, тёплая шуба.

Да внутри-то шуба вся в крови. Охотник перевернул медвежью шкуру мехом внутрь, завернулся в неё с ног до головы и лёг в снег.

Тепло в медвежььй шкуре. Охотник заснул.

Под утро приснился ему страшный сон: будто навалился на него медведь и давит, давит, — вздохнуть нет сил.

Охотник проснулся, — ни рукой, ни ногой шевельнуть не может.

Сковал мороз сверху медвежью шкуру, мокрую от крови. Как железными обручами сдавил охотника.

И слышит охотник: шуршит кто-то по снегу, подходит к нему.

«Ну, — думает охотник, — настал мой смертный час. Зачуял другой зверь мясо. Сейчас до меня доберётся, а я и ножа достать не могу».

А это подходит не зверь, а ханте-охотник: его лайка нашла городского по следу.

Ханте разрезал ножом медвежью шкуру, выпустил из неё друга и говорит:

— Неладно ты завернулся. Мехом наружу надо. Тогда и внутри тепло и снаружи мороз не возьмёт.

Задерихвост

Хищник должен прятаться, если хочет подтаиться к добыче.

Большой медведь бесшумно крался по лесу, осторожно переступал голыми подошвами сухие сучки.

Впереди на опушке была куча хвороста. За ней — луг.

Там паслись кони. Они часто поднимали головы, нюхали ветер. Но ветер дул от них на кучу.

Кони поворачивали головы против ветра и ни чуять, ни видеть хищника не могли.,

Вдруг из хвороста, как пузырёк из лужи, выскочил крошечный задерихвост — птичка ростом в сосновую шишку; носик востренький, тельце орешком, хвостик торчком.

И шныряет всегда понизу.

Как от него спрячешься, когда у тебя ноги и ступают они по земле?

Медведь пал на брюхо, вжался в мох. Да уж поздно: уже заметил его задерихвост.

Да как затрещит!

И откуда у крохи такой голос: за тысячу шагов вздрогнешь.

Кони заржали, умчались.

В ярости вскочил медведь, кинулся ловить нахального малыша.

Вмиг раскидал всю кучу.

А задерихвост мышонком проскользнул у него между ног и вспорхнул на дерево. Поди поймай его там!

Всю охоту испортил медведю. С головой его выдал.

И хвостик торчком!

Поганки

Становилось голодно, надо было подумать о мясе. Я взял ружьё и пошёл на маленькое лесное озеро. Оно густо поросло у берегов травой. На ночь сюда собирались утки.

Пока дошёл — стемнело. В тростнике закрякало, с шумом поднялись утки. Но я их не видел, стрелять не мог.

«Ладно, — подумал я. — Дождусь утра. Майская ночь совсем короткая. А до света они, может, вернутся».

Я выбрал место, где тростник расступался и открывал полянку чистой воды. Сделал себе шалашик в кустах и забрался в него.

Сперва сидеть было хорошо. Безлунное небо слабо сияло, звёзды поблёскивали сквозь ветви. И пел-шептал свою приглушённую, несмолкаемую, как ручеёк, песню козодой-полуночник.

Но набежал ветерок. Звёзды исчезли, козодой умолк. Сразу посвежело, посыпал мелкий дождик. За шиворот мне потекли холодные струйки, сидеть стало холодно и неуютно. И уток не слышно было.

Наконец запела зарянка. Её цвирикающая переливчатая песенка задумчиво-грустно звучит вечерами. А под утро кажется радостной, почти весёлой. Но мне она не обещала ничего хорошего. Я проголодался, продрог и знал, что теперь утки не прилетят. Не уходил уж только из упрямства.

Дождик перестал. Начало прибывать свету. Пел уже целый птичий хор.

Вдруг вижу: в траве, в заводинке, движутся две птичьи головки.

Вот они, утки! Как незаметно сели…

Я стал прилаживать ружьё, чтобы удобно было стрелять, когда выплывут на чистое.

Выплыли. Смотрю: острые носики, от самых щёк на прямые шеи опускается пышный воротник. Да совсем и не утки: поганки!

Вот уж не по душе охотникам эти птицы!

Не то, чтобы мясо их на самом деле было поганое, вредное для здоровья. Оно просто невкусное. Одним словом, поганки — не дичь.

А живут там же, где утки, и тоже водоплавающие. Охотник обманется и с досады хлопнет ни. в чём не повинную птицу. Застрелит и бросит.

Так грибник, приняв в траве рыжую головку какой-нибудь сыроежки за красный гриб, со злости пнёт её ногой и раздавит.

Разозлился и я: стоило целую ночь мёрзнуть! Подождите же!

А они плывут рядом, плечо к плечу. Точь-в-точь солдатики. И воротники распушили.

Вдруг — раз! — как по команде «разомкнись!» — одна направо, другая налево. Расплылись.