Повесть о моем друге Игоре - Носов Николай Николаевич

Уходит и приносит еще ружье и игрушечную собачку:

— Посади сюда собачку, чтоб она все видела.

Я сажаю собаку на подоконник.

— О! Она как в лесу села! Во! Идет фашистский поезд! Он уже туда проехал. Вон, это наш. А это не наш. Я в товарного! (Целится из ружья.) Тра-та-та-та!

В это время маневрировавший поезд остановился и поехал обратно. Это вызвало шумный восторг у Игоря:

— Ха-ха-ха! Испугался! Удирает от нас! Тра-та-та-та! Трах-та-тах! Бф! Бф! Бф! Все! Разбился! Во! Вот они, фашистские! Бф!.. Нет, это наши — не будем трогать…

И т. д.

Рисование или игра?

Игорю захотелось порисовать. Говорю ему:

— Я буду рисовать, а ты смотри и рисуй, как я.

У каждого по листку бумаги.

Я нарисовал пароход. Игорь довольно сносно скопировал мой рисунок. Потом я нарисовал вокруг парохода волнистое море и рыб. Игорь взял мой рисунок, стал закрашивать рыб синей краской.

Говорит:

— Рыбы тонут.

После чего таким же образом “утопил” пароход.

Сам процесс рисования часто превращается у него в действие. То вдруг начинает лить дождь, который затопляет и дома, и людей, и зверей, и все, что вокруг находится. То вдруг нарисованные танки и пушки начинают палить: рисунок покрывается траекториями полета снарядов, разрывами бомб и дымом. Самолеты падают, входя в штопор. Все сопровождается соответствующими звуками: “Бум! Буф! Бф! В-з-з-з!”

Постепенно рисунок с танками, самолетами и пехотой покрывается сплошным слоем краски, и рисование, а вместе с ним и “война” на этом кончаются.

Морковки на стене

Расшалился, купаясь в ванной. Шлепался с размаху животом в воду. Обрызгал все стены и потолок. На стенах появились следы каких-то длинных хвостатых брызг. Когда Игоря удалось унять, он сказал, показывая на стену:

— Смотри, морковки.

Действительно, эти хвостатые брызги имели удивительное сходство с морковками.

Вспомнил!

Как-то мы играли с Игорем шариком для пинг-понга. Я неловко бросил шарик и попал Игорю по лбу. Конечно, ему не было больно.

Месяца через два он почему-то вдруг рассказал Тане про этот случай:

— Меня дедушка раз стукнул шариком по лбу. Я с ним не водился тогда за это!

Счастье

Петя рассказывал. Обычно утром Игорь просыпается перед уходом в детский сад и, увидев мать, которая к этому времени уже на ногах и занимается по хозяйству, молча улыбается ей долгой счастливой улыбкой. Потом спрашивает:

— А где мой папа?

Высунувшись из своей кроватки и увидев отца в постели, он громко смеется от радости и забирается к нему на кровать.

Радость

Игорь уехал с детским садом на дачу. Пробыл там почти полтора месяца. За это время родителям позволили всего лишь два раза навестить его. Соскучившись, родители решили взять Игоря из детсада домой, чтоб провести остаток лета вместе (намечалась поездка на юг).

Лида рассказывала, что, когда, приехав на дачу детского сада, она сказала Игорю, что они приехали взять его домой совсем, он застыл на месте, словно окаменел; от охватившего волнения кровь бросилась ему в лицо, он густо покраснел, потом почему-то стал прыгать не сходя с места, как на пружине, после чего принялся бегать по двору, задирать ребят и громко смеялся, не говоря ни слова.

Какой Крым?

Решено было, что родители привезут Игоря к нам на дачу, как только возьмут его из детского сада. Я встретил их на шоссе километрах в двух от дома и сел к ним в машину.

— А где бабушка Таня? — сразу спросил Игорь, увидев меня.

— Бабушка Таня дома. Мы сейчас к ней приедем.

— А где тетя Тамара?

— Уехала в Крым.

— В какой Крым? — с заметным удивлением спросил он.

— Ты не знаешь, какой Крым? — переспросил я, стараясь выиграть время, чтоб найтись, как потолковее объяснить ему.

— Знаю, — говорит он. — Крым — это такой маленький домик…

В это время мы увидели Таню, которая шла по улице поселка навстречу нам. Посадили и ее в машину.

— А где тетя Тамара? — спросил Игорь Таню.

— Я ведь тебе сказал, уехала в Крым, — говорю я.

И опять:

— В какой Крым?

По-видимому, суть происшедшего с тетей Тамарой географического перемещения была непонятна ему.

— Ну, Крым — это там, где море, — начал объяснять я.

— А! — подхватил он. — На юг?

— Вот, вот, — говорю. — На юг.