Алексей Константинович Толстой - Жуков Дмитрий Анатольевич

«И как у тебя сердце бьется в азиатском мире, так у меня забилось и запрыгало сердце в рыцарском мире, и я знаю, что прежде к нему принадлежал...» - написал он жене. В Веймаре его познакомили с актером Лёфельдом, который должен был играть Ивана Грозного. Актер и поэт остались в восторге друг от друга.

Толстого поразило, как немцы берегли старину, каждое здание, обстановку. Возобновляли приходившее в негодность. Герцог пользовался уважением своих подданных и понравился Толстому, который сказал ему это на прощанье.

- Боже мой, - ответил герцог, - я благодарен, но я знаю, что это ко мне не относится. Это наследство, и я его хранитель. Я стараюсь как можно лучше действовать, но я знаю, что я портной, который всеми силами старается хорошо заштопать старое платье.

И через сотню лет после смерти Толстого в городах, где он побывал, остался цел и невредим (либо восстановлен) каждый камень...

В октябре Алексей Константинович вернулся в Петербург и привез с собой «Змея Тугарина», которого он впоследствии считал лучшей из своих баллад. Во всяком случае, это была программная вещь, отчетливо выражающая его взгляд на русскую историю.

Некогда славен и могуч был Киев. Правил в нем князь Владимир, и на пиру у него однажды выступил неведомый певец:

• Глаза словно щели, растянутый рот,
• Лицо на лицо не похоже,
• И выдались скулы углами вперед,
• И ахнул от ужаса русский народ:
• «Ой рожа, ой страшная рожа!»

Он предрекал гибель Киеву в огне, потерю русскими чести, которую заменит кнут, а вече - каганская воля. Он слушал смех богатырей, угрозы Ильи Муромца...

• Певец продолжает: «И время придет,
• Уступит наш хан христианам,
• И снова подымется русский народ,
• И землю единый из вас соберет,
• Но сам же над ней станет ханом!..»

Страшное время настанет на Руси.

• «Обычай вы наш переймете,
• На честь вы поруху научитесь класть,
• И вот, наглотавшись татарщины всласть,
• Вы Русью ее назовете!
• И с честной поссоритесь вы стариной,
• И, предкам великим на сором,
• Не слушая голоса крови родной,
• Вы скажете: «Станем к варягам спиной,
• Лицом повернемся к обдорам!»

Это все та же мысль о «клеймах татарского ига», хотя баллада обрывается на обнадеживающей ноте - русским народом в конце концов будут править русские и по-русски.

• Пирует Владимир со светлым лицом,
• В груди богатырской отрада,
• Он верит: победно мы горе пройдем,
• И весело слышать ему над Днепром:
• «Ой ладо, ой ладушки-ладо!»

«Змей Тугарин» был началом целой серии баллад, в которых Толстой яростно отстаивал мысль о том, что Русь только тогда и была Русью, когда она и Европа были неотделимы. «Песня о Гаральде и Ярославне», «Три побоища», «Песня о походе Владимира на Корсунь», «Гакон Слепой» - все они порождены тесным знакомством Толстого с Московской Русью, неприятием ее и поисками светлого, подлинно русского начала в домонгольском периоде, когда, по его представлениям, честь, достоинство человека и свобода ценились превыше всего. В это же время он разражается яростными филиппиками в письмах против славянофилов. Отправляя «Змея Тугарина» в «Вестник Европы», он ждет «с нетерпением московской (славянофильской. - Д. Ж.) и нигилистической брани».

Брани, кстати сказать, не было, но Толстой сам рвется в драку, и, когда в «Вестнике Европы» появилась статья Стасова «Происхождение русских былин», где доказывалось, что они заимствованы на Востоке через посредство монгольских и тюркских племен и относятся совсем не к Киевской Руси, а к эпохе монгольского владычества, он сразу же замечает ее и потом долго не может успокоиться из-за слабости возражений славянофилов и отсутствия публичных выступлений серьезных ученых. Буслаева, например. Что толку обвинять Стасова в отсутствии патриотизма?

«Счастье Стасова, что его противники так глупы и что атакуют его не с той стороны... Что-либо прочитать и что-либо не переварить не одно и то же, а Стасов решительно ничего не переварил. Вольно Оресту Миллеру угрожать ему какой-то диссертацией об Илье Муромце, вместо того чтобы согласиться с ним, что большая часть наших былин восточного (sic!), хотя нисколько не монгольского, а чисто арийского происхождения (что противоречит в корне утверждениям Стасова), а затем разбить его в пух и прах за его смешение этих элементов, которые не имеют между собой ровно ничего общего».