100 великих скульпторов - Мусский Сергей Анатольевич

В Музее современного искусства находится одна из самых известных работ Цадкина — трёхметровая фигура Орфея, датированная 1928 годом. Сделана она из гипса, но по фактуре, по обработке напоминает дерево. Окутанный в свободную драпировку, Орфей стоит, прижимая к себе лиру. Волосы, складки одежды переданы орнаментально, а формы сознательно упрощены. Влияние кубизма особенно проявляется в трактовке лица. Его видишь одновременно как бы с двух точек зрения — в фас и в профиль. Скульптор чувствует текучесть массы и гармонию струящихся линий.

«„Орфей“, — отмечает Азизян, — не играет на лире, он сам лира. Он открыт, расщеплён, расчленён, чтобы вибрировать. Всё проходит сквозь него. У него нет сердца. Его сердце заменено лирой. Когда он трогает её струны, он трогает пространство, где было его сердце. Он играет безнадёжно, трагично, воплощая одновременно силу и утрату любви».

Цадкин предчувствует «приближение грозы». В январе 1934 года Цадкин пишет своему другу А. Риддеру: «Мы, интеллектуалы, в таком положении, что не избежим трагедии. Мы чувствуем хрупкую структуру социальных граней более, чем другие». Искусство Цадкина наполняется с этого времени тревогой, мукой. И потому кульминацией предвоенного творчества стали проекты четырёх монументов: Рембо, Лотреамону, Аполлинеру, Жарри. Здесь экспрессия разрушает статичность монументального объёма. Активность, даже агрессивность пластики выражают не только тревожную взволнованность скульптора, но высокий дух сопротивления человеческим терзаниям, антигуманным тенденциям, развивающимся в мире.

В августе 1941 года скульптор спешно покидает Францию перед угрозой быть уничтоженным в концентрационном лагере. В Нью-Йорке Цадкин продолжает работать. Но горестное чувство сквозит в произведениях, созданных в изгнании. Композиция «Заключённый» (1943) — прямая аллегория Франции за решёткой, потерявшей свободу, но не надежду. Символом чувств, обуревавших художника, стал его «Воющий Арлекин». Персонаж искусства комедии, олицетворяющий ностальгию и печаль одиночества, кричит о боли художника перед трагедией мира, потрясённого войной. «В моём одиночестве, — вспоминает скульптор, — я выл, как Арлекин, и никто не слышал меня. Мой крик тоски нашёл выражение в этой скульптуре, которую я никогда не хотел от себя удалить, ибо она для меня ключ, который может открыть двери воспоминаниям».

В конце войны скульптор возвращается во Францию. Разрушенная страна, разрушенная Европа, разрушенный голландский город Роттердам.

Уже больше полувека стоит на набережной Левенхавен в Роттердаме «Разрушенный город» — самое душераздирающее свидетельство нашей эпохи об ужасах Второй мировой войны.

Более четырёхсот скульптур, несколько тысяч рисунков, гуашей, акварелей, гравюр и картонов для гобеленов создал Осип Цадкин за шесть десятилетий творческой жизни. Но «Разрушенный город», без сомнения, — кульминация творчества скульптора.

На его строгом гранитном цоколе надпись: май, 1940 год — дата незабываемого убийства Роттердама, трагического дня 14 мая, в течение которого нацистские бомбардировщики уничтожили его центр, разрушив 11 тысяч домов и оставив 78 тысяч человек без крова. Статуя Цадкина стала патетическим образом мученичества, которому подвергся город, неумолимым приговором преступлению перед историей. В статье для роттердамского журнала скульптор рассказывает о происхождении монумента. «Проезжая через Роттердам (в 1946 году. — Прим. авт.), я видел через окно моего купе странное, невероятное зрелище. Перед вокзалом простиралась бесконечная, необозримая пустыня. Это было, как если бы я видел какой-то фильм, снятый на следующий день после катастрофы, который я всеми силами пытался забыть в течение последних лет. Развалины церкви чёрные от пожарищ, как зуб доисторического животного, выходящего из вулкана. То, что я увидел, лишило меня покоя, я не переставал говорить об этом, как будто я на себе лично ощущал это огромное разрушение… В Париже я не имел ещё мастерской, но у меня был угол, где я принялся однажды утром лепить из красной глины фигуру 60 сантиметров высотой, которая была первым отзвуком того, что я пережил перед зрелищем руин Роттердама. Человеческая фигура выражала ужас и бунт, поднимая руки к небу в страшном крике, который вырывался из её смертельно раненного разрушенного тела. Что такое этот памятник и что хочет, что должен он выразить? Он хочет вместить бесчеловечную боль, которая покарала город. Крик ужаса перед чудовищной жестокостью палачей, задуманный, чтобы заставить людей искупить зло, которое было совершено. Это также урок для будущего, для завтрашнего дня тех, кто моложе нас».