Аксенов - Попов Евгений

Е.П.: А как ты думаешь, это его отношение менялось в течение жизни или было неизменным?

А.К.: Полагаю, оно менялось в том смысле, что до какого-то времени он, как и многие из нас, об этом не думал. А потом стал думать. И как единственно близкое себе, по его же признанию, выделил из всей дореволюционной истории России: первое — царствование императриц, женщин, которые, на его взгляд, облагораживали дикую Россию, и второе — Серебряный век. Я же считаю, это мое личное дело в конце концов, что царствование императриц для России было изнурительным и особой пользы стране не принесло, а Серебряный век при всех высочайших его художественных достижениях стал началом уничтожения и разложения классической культуры. Что взрыхлило почву как для авангардистских, так и для неоклассицистских направлений, связанных с большевизмом, и подготовило в общем-то ответ на идиотский вопрос: «С кем вы, мастера культуры?»

Е.П.: Мне кажется, что у него до какого-то момента был общий шестидесятнический взгляд на историю России. Всем казалось, что та история — все это было слишком давно и есть более актуальные темы: Ленин, Сталин, ГУЛАГ, «социализм с человеческим лицом» и так далее. Пересмотри сейчас многие фильмы или записи спектаклей шестидесятников, там очень много… как бы это политкорректней высказаться… уничижительного по отношению к дореволюционной России, понимаешь? Я помню один прогрессивный спектакль, где по сцене шлялись карикатурные попы и почему-то пели, кривляясь, «Боже, царя храни». Это в зале вызывало хохот. Среди публики, настроенной явно против советской власти!

А.К.: Я тебе сейчас скажу одну вещь очень важную. Был короткий период в жизни Васи, когда он написал одно из своих величайших сочинений, увлеченный дореволюционной Россией. Это было связано с тем, что, поездив, он познакомился с людьми первой эмиграции. Они его очаровали, они не могли его не очаровать, и он на короткое время плюнул на свой Серебряный век, на либерализм и написал «Остров Крым» — гимн дореволюционной России, вернее, не гимн, а похоронный марш…

Е.П.: Гимн, переходящий в похоронный марш.

А.К.: Да. Это было уникальное для него явление.

Е.П.: Как бы тебе сказать… Художник в нем, извини за глагол, все равно превалирует. Когда читаешь «Вольтерьянцы и вольтерьянки», да еще сопоставляешь текст с реальными историческими деталями, которые ты знаешь в силу своей там образованности или необразованности, то понимаешь, что всё здесь — прекраснодушная фантазия…

А.К.: Конечно. И он этого не скрывает.

Е.П.: Потому что вообще-то известно, кто такая Екатерина была, каков был ее, так сказать, нравственный уровень… Юра Кублановский писал в стихотворении «Потемкин, Зубов и Орлов» еще совсем молодым человеком: «Уж лучше это свинство, да водка, да балык, / Чем кровь и якобинство парижских прощелыг».

А.К.: Да, все было сказано.

Е.П.: Поэтому я думаю, что сначала у Василия Павловича вообще не было никакого отношения к истории России, потому что были вещи хоть и сиюминутные, но более важные. И он был прав скорей всего: есть вопросы срочные, есть — вечные. А потом, когда уже, значит, он обратился к истокам, тогда уже пошла такая вот мифология, как в «Вольтерьянцах и вольтерьянках»…

А.К.:…с одной стороны. С другой — как в «Острове Крым». Это разного уровня мифологии.

Е.П.: И знаешь, я бы даже не упоминал «Любовь к электричеству», потому что давай все-таки признаем, что вещь эта была сугубо конъюнктурная.

А.К.: Но «Остров Крым»… Там ведь если и была мифология, то с обратным знаком, чем в этой «Любви». Мифология русского белого движения, апологетика царской России. То есть он на какое-то время отошел от своего либерального ухмылочного отношения к тому нашему прошлому.

Е.П.: Понимаешь, он настолько качественный прозаик, что мог позволить себе иметь любые взгляды, любую историю сочинять. И, кстати, нельзя сказать, что в «Вольтерьянцах…» он Запад возвеличивал. Там все эти отрицательные персонажи, все эти разбойники, жулики, шпана — западные. А положительные персонажи — парочка юных русских дворян.

А.К.: Будучи либералом и разумным талантливым западником, он Запад никогда не идеализировал. Даже в ранних сочинениях. Помнишь, какой у него Запад был в «Круглые сутки нон-стоп» или «Под знойным небом Аргентины»? Живой, энергичный, но… не рай.