Репетиция конца света - Арсеньева Елена

С другой стороны, при чем тут судьба? Мужчины, мужчины – все дело в них! И все беды женщин проистекают от них...

Почему-то именно сохранение тайны своей смерти – чтобы никто никогда не догадался, что это самоубийство! – казалось Алене особенно важным. Гордыня, тщеславие, распространенный грех людской – да, да, но эти свойства были внутренней сутью Алены, ее движущей силой. Она прославилась благодаря им. Она жила так, как жила, благодаря им. Значит, надо и со своей смертью сделать что-то такое... невероятное. И до тошноты правдоподобное.

Недавно, бродя по Интернету, она наткнулась на сайт «100 способов самоубийства», так что была вполне подкована теоретически. Снотворное и транквилизаторы, гласил доброхот-советчик, конечно, самые милосердные средства. Вопрос – где взять такое количество, скажем, тазепама? Пить так пить, сказал котенок, когда несли его топить: не меньше, чем пару упаковок. Ведь если Дева – а Алена была по гороскопу Дева – что-то делает, она делает это тщательно и обдуманно. Знакомая докторша из студенческой поликлиники, наверное, выпишет ей транквилизатор, особенно если наврать, что от переутомления ее одолевает бессонница, нервы пошли вразнос. Но когда она сможет увидеть эту докторшу? Только после праздников. Числа третьего, не раньше. Это еще сколько дней прожить!

Но, с другой стороны, неумеренное количество снотворного будет обнаружено после вскрытия, никто не подумает, что ее смерть случайна.

К тому же, если напьется Алена тазепама или реланиума, то будет лежать в своей квартире одиноким трупом, пока... пока соседи не почуют запашок?

Жуть. И не предупредишь ведь никого – зайдите ко мне завтра, а если я не открою, ломайте дверь. Тут о самоубийстве только кретин не догадается.

Нет, надо что-нибудь иное придумать.

В любой аптеке можно купить сердечные средства, наперстянку, красавку. Смертельный исход обеспечен. Есть одно «но». Неумеренное потребление этих лекарств вызовет рвоту. То есть одновременно нужно принять что-то антирвотное, как оно там называется по-научному?.. Ладно, в аптеке подскажут. Однако же при вскрытии это снадобье тоже будет обнаружено. А вдруг попадется какой-нибудь умненький-разумненький следователь, догадливый такой? Не только же в детективных романах они бывают, умные менты?

Стопроцентный результат, конечно, даст инсулин...

– Тише, Катя, не видишь, женщина спит! – донесся до Алены резкий окрик, который непременно разбудил бы ее, если бы она в самом деле спала.

Но она не спала – она умирала.

А как хорошо, если бы все это и впрямь оказалось сном – и мысли о самоубийстве, которое непременно надо обставить как естественную смерть, и чужой, резкий голос, и стук колес, и пляшущие перед глазами строчки: «Любовь умерла... умерла... Без меня... без меня!»

Но все было, было в реальности! Она открыла глаза и увидела близко около лица плафон, вентиляционную решетку, чуть сбоку – сетчатую полку, на которой валялся серый меланжевый свитер – ее, Алены, свитер. Тут же небрежно брошена ее серая клетчатая юбка. В ушах стучало – но не только от тяжких мыслей. Стучал на стыках поезд Барнаул—Москва, которым Алена ехала в Москву.

...Она выскочила из дому через двадцать минут после получения жуткого поздравления. Стремительно оделась, запихала в сумку зубную щетку, дезодорант, халат и два яблока, заперла двери и понеслась на вокзал. По пути, уже в такси, вспомнила, что сотовый вчера зарядить забыла, то есть он может отключиться в любой момент. С другой стороны, роуминг у нее не подключен, так что связь будет действовать только на территории Нижегородской области, до Гороховца или до Вязников. А вот что она еще сделала: позвонила из дому Михаилу, позвонила в безумной надежде, что все это какая-то дурацкая шутка, один из его несусветных розыгрышей, целью которых было убедиться в крепости чувств Алены. Но мобильник не отвечал, а дама, у которой Михаил снимал комнату в Москве, ледяным голосом ответила, что Михаил Николаевич вышел в магазин, нету его дома.

Ледяной голос ничего не значил, эта тетка всегда и со всеми так разговаривала. А слова – значили. Вышел в магазин? То есть он все-таки в Москве. И это правда – он не приедет... Тогда к нему приедет Алена. Если он в Москве, то и она будет там же!

Она вылетела из дому, как стрела, выпущенная из лука. Как револьверная пуля, когда нажат курок. Как самолет вертикального взлета. Как обезумевшая птица: ринулась невесть куда, зачем?

Имели смысл только сиюминутные действия и их результат: доехать до вокзала, успеть взять билет, дождаться проходящего поезда... В каком-то проблеске разума сообразила, что восемь часов до Москвы наедине со своими мыслями она не выдержит, – забежала в газетный киоск, взяла что попало: «Жизнь», «Проспект», «Комсомолку», еще что-то, не глядя. Заплатила рублей семьдесят, сунула сдачу в кошелек, а то, что забыла газеты на прилавке, обнаружила только в купе. Да и господь с ними, не смогла бы она читать, все равно не смогла бы, потому что стоило устроиться на верхней полке, как отовсюду, изо всех закоулков сознания, принялись выглядывать и корчить рожи мыслишки – мерзкие, ехидненькие, – и кривлялись до тех пор, пока не слились в одну-единственную мысль – подобно тому, как капельки ртути норовят слиться в единое целое. Мысль была такова: а почему ты, Алена, уверена, что твой приезд что-то изменит, что ты сможешь вернуть Михаила?

Она вынула из сумки то письмо и прочла его еще раз, поминутно смаргивая слезы, которые вызывало зрелище этого спокойного почерка, пытаясь снова и снова постигнуть, да что ж она совершила такого, за что любящий мужчина может бросить любимую женщину накануне Нового года, который должен был стать десятым в их совместной жизни?

«Твои увлечения... твои новые друзья... ты занята только собой, для меня в твоей жизни нет места... мои одинокие завтраки... ты любишь только шейпинг, танцы и свой компьютер... ты изнурила себя до неузнаваемости... ты даже в постели думаешь неведомо о чем, для тебя главное – поскорее от меня избавиться... я долго терпел, но наконец понял...»

Увлечения? Компьютер? Но ведь Алена пишет, каждый день пишет свои романы, на это они с Михаилом живут, в конце концов! Жили... О господи!.. Твои новые друзья... ну да, около нее крутится огромное количество народу, а как иначе? Алене постоянно нужны новые впечатления для романов, невозможно ведь так писать – с одной стороны чистая бумага, с другой – нетленка, нету у нее такого жизненного опыта, чтобы только на нем основываться, постоянно нужны новые впечатления, она то с врачами «Скорой» мотается по вызовам, то сидит на судебных заседаниях, то в библиотеке пропадает, то болтает с дамами на шейпинге – никто не знает, сколько дает ей эта болтовня! А сам шейпинг, а секция бальных танцев? Ну хоть что-то у нее должно быть в жизни, кроме работы, какая-то радость? Почему Михаила так бесило счастливое выражение лица, с которым она возвращалась после «танцевалки», вся еще мыслями в этих волшебных ритмах?! «Одинокие завтраки» – да, это было. Но ведь Алена по жизни никогда не завтракала, стоит ей хоть что-то съесть утром, как сразу в сон клонит, потом уже не до работы, вообще ни до чего. К тому же в восемь утра, когда Михаил завтракал, у нее было самое продуктивное время у компьютера. Что ж предосудительного в том, что она не хотела покидать рабочий стол и садиться за кухонный? И что значит – «изнурила себя до неузнаваемости»? Ну, похудела бывшая толстушка на пятнадцать кэгэ, кому от этого плохо? Наконец-то стала с удовольствием смотреть на себя в зеркало! Понять это может только женщина, однако почему бы мужчине хотя бы не попытаться? Вспомнилось: она собирается на танцевалку, с восторгом оглядывая новую блузку, которая сидит на ее новой фигурке как влитая, а Михаил с отвращением процедил: «Ну вот, на старости лет влюбилась в себя!»