Ковпак - Гладков Теодор Кириллович

Наступила ночь. Хлюпала вода у берега, доносился треск догоравшего на мели парохода, да хриплый голос Павловского откуда-то из темноты нарушал покой и гармонию полноводной широкой русской реки, поглотившей сегодня несколько сотен немецких трупов. На берег не ушел живьем ни один немец. Пророчество Ковпака сбылось полностью. Раки в Припяти пировали вовсю…»

Бой кончился.

Зажатая в партизанские клещи припятская флотилия была уничтожена полностью. Фашистский план навигации был сорван. Гитлеровцы так и не сумели использовать Припять в своих целях. Командование соединения имело все основания полагать, что очередной рейд завершен удачно.

В Аревичах соединение простояло, отдыхая и набираясь сил перед новым, самым тяжелым в своей истории испытанием, более месяца. В первые же дни неподалеку от села был оборудован аэродром. Снова полетели к Ковпаку самолеты гризодубовского полка. Прилет очередного самолета становился для старика настоящим праздником. Он лично встречал каждую машину, каждого вновь прибывшего человека с Большой земли. С огромным удовольствием, живо и непосредственно реагируя на происходящее на экране, смотрел он присланные из столицы кинофильмы «Суворов» и «Разгром немцев под Москвой».

Истинное удовлетворение доставило Ковпаку то обстоятельство, что там, в Москве, не забыли и его стариковской нужды, в последнее время его буквально изводившей. Дело в том, что Деда мучили зубы, вернее — отсутствие их. Есть ничего не мог, кроме жареных мозгов — жевать, мол, их не надо. Ему и готовили эти мозги. Но, во-первых, они были далеко не всегда, и тогда Ковпак попросту голодал, а во-вторых, сколько может человек питаться одним и тем же? Словом, старик проклинал все на свете из-за этих зубов.

— Йсты двомя зубами — просто мука, — ругался он. — Краще бы уже вси повыпадали.

И вдруг радость: из Москвы прилетела зубной врач Антонина Федоровна Власова со всеми необходимыми инструментами и лекарствами. Установив прямо в ельнике сверкающую хромом бормашину, она тут же принялась за дело. Бойцы отряда ходили в ельник целыми экскурсиями и с благоговением смотрели на работу врача. Власова сняла с Ковпака мерку, улетела в Москву и через два дня вернулась с отличным новеньким протезом. Радости старика не было предела. Затем Антонина Федоровна привела в порядок зубы и других партизан, нуждавшихся в стоматологической помощи.

В эти же дни в Аревичи пришло сообщение, буквально ошеломившее всех: пяти командирам крупнейших партизанских соединений: В. А. Бегме, С. А. Ковпаку, С. В. Рудневу, А. Н. Сабурову, А. Ф. Федорову было присвоено воинское звание «генерал-майор». Партизаны были горды и рады за своих командира и комиссара, хотя привыкать к новому обращению к Сидору Артемьевичу и Семену Васильевичу для многих было не просто. Знаменитый своим неуемным нравом ветеран отряда дед Велас, к примеру, теперь говорил только так: «Дозвольте, ваше превосходительство, товарищ майор-генерал Ковпак, Сидор Артемьевич, до вас обратиться?»

Как воспринял это событие сам Ковпак? Как и все партизаны, он был счастлив, доволен, а вместе с тем задумчив. Вскоре обоим — Ковпаку и Рудневу — летчики доставили полную генеральскую форму, все как полагается: брюки с алыми лампасами, кителя с широкими погонами, фуражки с золотым шитьем. Дед, верный своей страсти к обновам, остался верен себе и на сей раз. Долой трофейную шубу и деревенскую папаху — и мигом на себя всю форму. Она ему шла удивительно. Он сразу преобразился, стал неузнаваем. Старик испытывал ни с чем не сравнимое ощущение, стоя сначала перед Рудневым и своими штабниками, а затем очутившись в гуще партизан. Он чувствовал на себе сотни глаз: восторженных, радостных, завороженных, умиленных. Все эти люди, окружавшие его, были в эту минуту как бы им самим, Ковпаком, а он ощущал их, дорогих своих хлопцев, как самого себя. Он слышит, как хлопцы впервые, смущаясь и краснея от непривычки, говорят ему, только вчера бывшему для них просто Дедом, «товарищ генерал», и понимает их смущение.

Но вот оба они, два генерала — командир и комиссар, — остаются ненадолго наедине. Глядят друг на друга странными глазами: они ли это? В свое время, будучи военкомом, Сидор Артемьевич носил в петлицах три «шпалы». С ними он и запечатлен на одной-единственной фотографии, сохранившейся с той поры. Три «шпалы» носил и Руднев. Так что оба они были людьми, знавшими, как говорится, вкус высокого, командного положения, даваемого званием. Но быть генералами — нечто совсем другое. Человек, которому присвоено это звание, оказывается в ином качестве, чем прежде, и это накладывает на него определенный отпечаток.