Союз звезды со свастикой: Встречная агрессия - Буровский Андрей Михайлович

Этот абзац международного раздела последней главы «Краткого курса истории ВКП (б)», как показывает изучение материалов его архивного фонда, Сталин собственноручно вписал в готовый текст в самый последний момент^[819]. Вероятно, в первых числах сентября 1938 г., когда работа над «Кратким курсом истории ВКП (б)» была завершена. Любопытно, что до этой правки обещание «исторического возмездия» распространялось только на Англию, без упоминания Франции и США^[820].

Угрозу по адресу стран Запада Сталин повторил в марте 1939 г., предрекая их политике «серьезный провал». Сталин, пишет автор апологетического художественного произведения о нем, «любил доводить мысли до логического конца»^[821]. Верно: советскому вождю нельзя отказать в последовательности и целенаправленности в словах и делах.

Логика «исторического возмездия», основанная на аналогии между революционным 1917 годом в России и предвоенными тридцатыми годами, ясно указывает на то, кому Сталин отводил роль исполнителя приговора истории Англии и всему буржуазному Западу. Конечно, «ударной бригаде пролетариев всех стран» — Советскому Союзу, призванному, по Сталину, «бороться… за победу социализма во всех странах»^[822]. М. Джилас из приватных бесед со Сталиным в годы войны вынес впечатление об убежденности последнего в том, что он вершит суд истории^[823].

В дни, когда в Мюнхене главы Англии, Франции, Германии и Италии решали судьбу чешских Судетов, в Москве при активном участии Сталина с 28 сентября по 1 октября проходило закрытое совещание пропагандистов и работников идеологических учреждений партии, созванное по случаю выхода в свет «Краткого курса истории ВКП (б)». В последний день совещания с пространной речью выступил Сталин^[824], откровенность которого в вопросах войны и мира граничила с цинизмом.

«Задача» новой истории партии, заявил он, в том, чтобы освободить «наше руководство от упрощенства в теоретических вопросах, от опошления некоторых отдельных положений, от вульгаризации». Сталин назвал неправильным, когда «часто изображают позицию большевиков по вопросу о войне как позицию оборонческую только, пацифистскую».

Большевики не просто пацифисты, разъяснял он, «которые вздыхают о мире и потом начинают браться за оружие только в том случае, если на них напали. Неверно это. Бывают случаи, когда большевики сами будут нападать, если война справедливая, если обстановка подходящая, если условия благоприятствуют, сами начнут нападать. Они вовсе не против наступления, не против всякой войны. То, что мы сейчас кричим об обороне — это вуаль, вуаль. Все государства маскируются: «с волками живешь, по-волчьи приходится выть». (Смех.) Глупо было бы все свое нутро выворачивать и на стол выложить. Сказали бы дураки»^[825].

На следующий день «Правда» в передовой статье «Теория, преобразующая мир» повторила сталинское положение о враждебном капиталистическом окружении, «устоять» против которого и «победить» которое можно лишь, укрепляя «мощь советского государства»^[826]. Еще через несколько дней газета в подвальной статье «Два рода войн» (автор М. Баскин) заявила: «…мы ни в коем случае не уподобляемся буржуазным и мелкобуржуазным пацифистам, вздыхающим о мире и ограничивающимся пропагандой мира»^[827].

Сталинское указание, публичное или тайное, письменное или устное (тайных и устных указаний было намного больше, отсюда многие затруднения исследователей в их стремлении докопаться до сути механизма принятия внешнеполитических решений) тут же становилось руководством к действию. В начале ноября В.М. Молотов, выступая с докладом об очередной годовщине Октябрьской революции, построил его международную часть целиком и полностью на сталинских положениях из «Краткого курса истории ВКП (б)». Поскольку в них давалось, говорил он, «марксистское объяснение» переменам в мире, а значит, по этим положениям только и можно «судить о внешней политике Советского Союза и всех международных событиях последнего времени»^[828].

Таким образом, «многодневные» обсуждения в Кремле итогов Мюнхена^[829] практически не повлияли на советскую стратегию в международных делах. Из юбилейного доклада В.М. Молотова следовало, что сталинское руководство не пересмотрело позицию противопоставления СССР не только фашистским агрессорам, но и демократическому Западу (который, признавал Сталин, был, «конечно», сильнее агрессоров), полагаясь на свою вне- и надблоковую политику. Как видно, оно вовсе не опасалось международной изоляции в итоге Мюнхена, настаивая на неизменности своего подхода к внешнеполитическим проблемам под углом классовой биполярности мира («две системы»). Подхода, наиболее отчетливо проявившегося в эру «холодной войны» и в конце концов приведшего Советский Союз к историческому крушению^[830].