Меч президента - Бунич Игорь

Гордые бароны ВПК быстро сколотили собственную партию, которую возглавил поначалу Аркадий Вольский, бывший генерал КГБ и ответственный работник ЦК, для которого идеалом руководителя являлся Юрий Андропов, что и понятно, поскольку именно Андропов слепил из мелкого партчиновника Вольского достаточно крупного функционера, чтобы претендовать на высшие государственные должности в посткоммунистической России.

Хитрый и расчетливый Вольский, назвав свою партию «партией центра» (этакие мирные центристы), отлично понимал, что по нынешним временам любая попытка реставрации (это легко сказать: «восстановим Советский Союз», а как это сделать?) может легко привести его с удобного и мягкого кресла партийного лидера на жесткие нары «Матросской тишины», где более года промаялись некоторые его дружки, как по работе в КГБ, так и в ЦК.

Как настоящий стратег, Вольский решил действовать из недостигаемого для противника штаба руками «полевых командиров», избрав на эту роль вице-президента Руцкого, амбициозного, но очень недалекого человека, и спикера парламента Руслана Хасбулатова, не менее амбициозного, чем Руцкой, но в отличие от него, гораздо более образованного и наглого.

Руцким Вольский прикрылся как щитом, сделав его лидером собственной партии, а на Хасбулатова, еще в середине 1992 года, спустил целую свору председателей региональных советов, директоров промышленных гигантов и тому подобную публику, которая совместно с мощной Коммунистической фракцией, назначенной в Верховный Совет еще до августа 1991 года по так называемому «списку КПСС», быстро превратила законодательный орган в рупор тех, кто страстно желал вернуться во вчерашний день к столь милому их сердцу тоталитаризму, главным из достоинств которого было, естественно, «закрытое общество», когда никто ничего не знал об их делишках, а интересующимся давали срок либо за клевету, либо за шпионаж.

Под каким «соусом» возвращаться к такому простому и надежному режиму, большинству было совершенно безразлично. Не получится с марксизмом, можно попробовать вернуться верхом на национализме, откровенном фашизме или даже какой-нибудь клерикальной идеологии: смеси православия, идей «Белого братства», антисемитизма и устава КГБ.

Обрастая все более странными группировками откровенно маразматического толка, Верховный Совет резко изменил курс на конфронтацию с правительством и, особенно, с президентом, считая именно Ельцина источником всех бед страны, как нынешних, так и прошлых.

Устно и в печати президента обвиняли в том, что в прошлом он был партработником высочайшего ранга (для тех, кто видел в коммунизме величайшее зло России), что он — алкоголик, допившийся уже до белой горячки (для интеллигенции, чтобы пришла в ужас), что, к тому, же он еще и еврей (для всех остальных) и посланец сатаны, антихрист (для наиболее передовой части населения, влюбленной в мистику).

Таким образом, Кремль, во всей красоте своей средневековой причудливости, со всеми символами военно-клерикальной империи далекого прошлого и военно-полицейской державы вчерашнего дня, и огромный, суперсовременный Белый Дом превратились в нарицательные символы двух ветвей власти, сцепившихся в непримиримой борьбе.

Все попытки вывести страну из средневекового маразма, куда ее загнали «бессмертные идеи» Ленина-Сталина, привели к новой, но типично средневековой ситуации: политической поляризации государственной олигархии вокруг даже не короля и парламента, как, скажем, в Англии и Франции в середине XVII века, а вокруг нерешительного короля и могущественного феодала, претендующего на трон.

Нечто подобное можно увидеть во Франции XV века в конфронтации короля Людовика XI и герцога Бургундии Карла Смелого, хотя Людовик XI больше напоминает Хасбулатова, а Карл — Ельцина. Но победил король!

Практически весь 1993-й год власти не занимались государственными делами, а только боролись друг с другом. Предоставленная на произвол стихий, страна медленно тонула в трясине чиновничьей коррупции и криминального беспредела, наслаждаясь телепередачами, где противоборствующие стороны разве что не крыли друг друга матом публично.

Становилось ясно, что дело может кончиться лишь ликвидацией одной из «ветвей» быстрым и точным ударом топора. Беспокоил вопрос: не приведет ли этот удар к новой гражданской войне, которая в стране, напичканной ядерным и химическим оружием, может легко перескочить, с одной шестой части суши на оставшиеся пять шестых, сделав вполне реальными многочисленные предсказания о неизбежном конце света до исхода столетия.