Рыжий ослик или Превращения: книга о новой жизни, которую никогда не поздно начать - Дорофеев Александр

"Сразу топиться?! — возмутился он. — Как бы не так! Сперва пусть выслушает правду о своём любимом t братишке-живодёре".

И с разбегу кинулся в воду спасать дайди. Сразу запутался в занавесках, брошенных енотами, и пошёл ко дну. Вернее, по дну, потому что пруд оказался мелким.

Промытые глаза различили рядом лысую голову дайди Дивана-биби, подобную нераскрывшейся кувшинке, совсем не похожую вблизи на Маймуна-Таловчи.

То есть для осла, особенно подслеповатого, все люди, если честно, на одно лицо. Но в этом было что-то необычное, успокоительное и притягательное, будто в пучке свежей травы или в мамином вымени, которое Шухлик сосал полгода и запомнил навсегда.

— Ах, наконец помылся золотой заморыш! Как хорошо! — усмехался дайди, пуская изо рта водяные фонтанчики. — А то явился в мой сад, точно безымянный пыльный коврик с проезжей дороги!

Подталкивая друг друга, выбрались они из пруда. Рыжий ослик, весь в тине и ряске, стоял на берегу, словно глиняная расписная игрушка-свистулька, какие продают на базарах.

— Ну, так и быть, — сказал Диван-биби, надевая красный халат, в котором очень напоминал маленький острый перчик. — Раз уж так настаиваешь — едва не утопился! — беру тебя в работники. Садовником. Только свистни разок!

И Шухлик неожиданно лихо свистнул, хоть никогда раньше не пробовал, и отряхнулся всем телом — с ушей до кончика хвоста. Показалось, многое стряхнул. Вроде бы тяжёлая каменная плита упала со спины ч рассыпалась впрах.

— Какой молодец! — воскликнул обрызганный дайди. — Отряхивайся и свисти каждое утро вместе с петухом Хорозом! И ещё одно условие: работать с улыбкой! Чтобы была, как растущий месяц. А если перестанешь улыбаться хоть на минуту, сад уйдёт без тебя. Останешься один в пустыне. Даже свой любимый столб не отыщешь.

И еноты важно бродили вокруг, держа друг друга за полосатые хвосты, кивая и улыбаясь, будто специально показывали, как именно надо.

Скажи: "Кишмиш!"

Диван-биби похлопал Шухлика по спине:

— Ну, держись, золотой заморыш, сделаю из тебя человека!

Но тот неожиданно упёрся.

— Не хочу быть человеком!

Очнувшись от пустынной спячки, рыжий ослик с удивлением обнаружил, что нрав у него совсем не покладистый. Наоборот, торчком, в разные стороны, как короткая грива на шее. Он припомнил разом все обиды и всех своих обидчиков. И такая досада поднялась в душе, что хотелось лягаться налево и направо.

— Извините, любезный, — прищурился дайди. — Не знаю, что и сказать. Сделать из вас осла? Да ведь вы и так уже изрядный норовистый осёл! К тому же весьма упрямый! Кайсар-упрямец одно из ваших имён. Верно? А ещё — Танбал-лентяй и Бетоб-больной. Хорошенькая кучка! И где-то глубоко под ней настоящее имя — Шухлик. Хочешь не хочешь, а придётся докапываться.

— А если не хочу?! — помотал головой рыжий ослик.

Диван-биби развёл руками:

— Дело хозяйское! Но поглядите, умоляю, в этот скромный пруд, говорящий одну только правду.

Шухлик заглянул краем глаза и увидал неизвестное в природе животное. Горбатенькое, как карликовый верблюд. Угрюмое, как сотня носорогов. Подслепова- тое, как крот. Вислоухое и облезлое. С шакальим злым оскалом.

— И что это?! — отшатнулся он, как от удара плёткой — Моё отражение?

— От рожи изображение, — вздохнул дайди. — И к сожалению, любезный, рожа ваша. Родная мамочка- ослица не признает! Поэтому, чтобы никого не пугать в саду, чтобы деревья не увядали, надо её, то есть, простите, рожу, хоть какого смягчить. Скажите, пожалуйста, "кишмиш"!

— Ну, пожалуйста, — неохотно повторил Шухлик. — Кышмыш!

— Аи! — вскрикнул дайди, отпрыгивая в сторону. -

Боюсь, что вы меня укусите! Или сожрёте, как кошка мышку! Наверное, любезный, вы никогда не пробовали кишмиш, потому что нельзя произносить так зверски название сладчайшего сушёного винограда. Представьте себе этот нежный вкус. Ну, ещё одна попытка!

Ослик старался изо всех сил, но тут вспомнил, к несчастью, о том изюме, который получил за него на базаре хозяин Дурды, и так гаркнул "кижмыж!", что отдыхавшие на берегу еноты едва не лишились чувств.

— Уже значительно лучше! — кивнул Диван-биби, чутко прислушиваясь, как настройщик музыкального инструмента. — Теперь повторите. Но, заклинаю, потише, помедленней, будто вытягиваете сочный, длиннющий корешок из грядки.

Шухлик вдруг ясно вообразил этот корешок и потянул его осторожно, чтобы не оборвать: