Попытка возврата - Конюшевский Владислав

Вдалеке послышался шум моторов, и мы, спрыгнув с великов и запихнув их под кусты, двинули в ту сторону. Метров через триста лес начинал редеть и видна была дорога. По ней шла здоровенная колонна. Штук двадцать наливников, танки, БТРы и просто грузовики с солдатами. Похоже, очередное пополнение идет. Сколько немчуры набежало… Где же мы вас, сволочей, хоронить будем? Хотя сейчас, конечно, этих пропустим. Слишком уж крупные силы катят. Лучше поищем что-нибудь попроще, мы не гордые. Это вот когда кавалерийский корпус перед нашим наступлением тылы фрицев начнет громить, тут, конечно, оторвемся. А сейчас, отпустив колонну, думали шмыгнуть через дорогу дальше. Не вышло… Не зря во всех мемуарах описывалось, что форсирование больших дорог – самое опасное дело. По этому шоссе постоянно кто-то мотался. Незамеченными проскочить не получится. А заметь нас хоть кто-нибудь, было бы как с Перстом – моментом сядут на хвост и начнут гонять… Поэтому отошли подальше в чащу и встали на дневку. Ближе к вечеру отошли еще километров на пятнадцать западнее. Педальные средства передвижения, правда, пришлось бросить. Лес стал другой, и мы их больше тащили на себе, чем ехали. Зато нашли замечательный проселочек и остановились в ожидании непуганых лохов. Ждать пришлось недолго. Солнце уже село, и мы сначала услышали надсадный гул нескольких машин, а потом увидели отсвет маскировочных фар на дороге. Три грузовых фургона. Без сопровождения. Хамы просто! Грузовики шли медленно, хотя дорога была сравнительно нормальная. И чего они еле тащатся?.. Ну, наконец-то втянулись в сектор обстрела.

Вовка Крутиков, по кличке Малыш, фуганул из граника по первой машине. Я от него был метрах в двадцати и, прежде чем уткнуться в землю, увидел при вспышке выстрела такое, что завопил, срывая горло:

– Не стрелять! Отставить!

Пулемет успел тукнуть короткой очередью и замолк. При свете горящего грузовика стали ясно видны красные кресты на бортах остановившихся двух машин. Блин! Санитарную колонну накрыли… Меня не то чтобы терзали угрызения совести, но расстреливать раненых считалось совсем не гут. Мудаки, конечно, присутствовали и с той, и с другой стороны фронта, но нормальные солдаты старались с ранеными не связываться. Максимум могли просто равнодушно пройти мимо. Но очень часто сердобольный мог и бросить индпакет истекающему кровью врагу. Разумеется, не во время боя… А бывали случаи захвата госпиталей или ПМП. Как с нашей, так и с немецкой стороны. Бывало и так, что озверевшие во время боя солдаты не останавливали себя и крошили всех. Но гораздо чаще врачей и раненых не трогали и даже централизованно подкидывали какие-нибудь лекарства. Все равно они уже считались военнопленными. Но вот что заметил – если немцы не пожалеют наших в полковом медицинском пункте, то наши обязательно сравняют счет. И наоборот. Быть открывальщиком очередного такого счета мне не хотелось. Поэтому, встав за дерево, крикнул по-немецки:

– Не стрелять! Старший колонны, выйдите из машины.

Секунд через тридцать из кабины последнего грузовика спрыгнула тоненькая фигурка. Я пригляделся… Баба! Правда, не в халате, а в куртке и форменной юбке. И это старшая? Выйдя из-за укрытия, пошел ей навстречу. Пацаны, не высовываясь, страховали от разных неожиданностей – вдруг тот же водила с грузовика героизм ненужный проявить захочет? Не доходя пару шагов до меня, немка остановилась. Ух ты, какая фройляйн! Цвета глаз не видно, но понятно, что большущие. И фигурка очень даже ничего. Деваха молча смотрела на меня, и поэтому решил не затягивать:

– Что за колонна, куда направляетесь?

Старшая после небольшой заминки ответила на неплохом русском:

– Это санитарные машины, неужели не видите красный крест? Везем раненых в тыл.

Вот те раз! У фрицев что, пошла мода на изучение языка противника? Причем как чисто чешет. Акцент, конечно, есть, но слова произносит внятно и четко, не то что Худайбергенов из хозвзвода, который вроде и по-русски говорит, но ни хрена не понятно, чего же он хочет. Тем лучше, теперь не надо долго фразы в уме конструировать, так что можно перейти на родной язык. Поправив автомат, сделал официальную морду и двинул речь:

– В темноте символика медицинской службы была не видна. От лица Красной Армии приношу свои извинения за случившееся. Это недоразумение. Неизбежная на войне случайность. Мы поможем вам убрать грузовик, и вы сможете продолжить путь.

Ф-фу! Какую фразу замутил, в лучших традициях героев Дюма. Барышня, пока я говорил, настороженно замерла и даже вроде дышать перестала. Поняв, что на месте ее резать не собираются, спросила: