Канцлер империи - Величко Андрей Феликсович

За ужином мы обсудили только что произошедшую встречу, и Маша сочла нужным напомнить:

— Это ведь планируется сотрудничество чисто на личных связях? А у них через три года перевыборы, и еще неясно, кто окажется на месте того, с кем мы начнем дело.

— Пожалуйста, — усмехнулся я, — вот тебе еще один похожий пример. Есть в нашем мире одна страна, с которой многие нормально сотрудничают, причем не боятся и строить долговременные планы. Это при том, что там недавно выбрали президентом Машу, а кого выберут через три года, ее или Гошу, это даже я не берусь предсказать. Выборы, между прочим, там проходили просто идеально, ни подтасовок, ни использования административного ресурса наши наблюдатели не обнаружили, а в РФ благодаря всему этому ситуация все-таки более предсказуемая. Так что, как мне кажется, особо волноваться не стоит.

— И когда по нашему календарю будем учинять историческую встречу? — поинтересовался император.

— Где-то в районе рождества, — предложил я, — чтобы не частить с порталами. А то вдруг придется открывать два подряд? Так что пока лучше устроить перерыв, благо и внутренних дел вполне хватает. А ты его речи, всякие там интервью почитай и посмотри, но то, что про него всякие популизаторы писали, хоть и довольно талантливые, лучше не надо, может создаться предвзятое мнение.

— В знак аванса при заключении союзов принято присваивать той стороне титулы, — заметил Гоша, — может, на всякий случай дать ему графа?

— Многовато будет для аванса. А вот что-нибудь курильское — Маш, ты королева или кто — можно присвоить. Гауграфа, например.

— Откуда ты откопал-то такое? — удивился император.

— А, — махнул рукой я, — книжку одну бесконечную читал в поезде. Автора помню — Старохамский, а вот название уже подзабыл — не то «Длинные Ноги», не то «Загребущие Руки».

Глава 35

Тот, кто подумает, что мне совсем чуждо высокое искусство поэзии, ошибется. Нет, сам я стихов не писал уже пятьдесят с гаком лет, а в чужих всегда разбирался не так чтобы уж очень, но все-таки со мной иногда случалось прочесть стишок-другой, а благодаря хорошей памяти почти все прочитанное запоминалось. И вот теперь, озаботившись одной окологеологической проблемой, я почти сразу вспомнил:

«Поэзия — та же добыча радия. В грамм добыча, в год труды. Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды».

К сожалению, на этом мои знания о добыче радия кончались, поэтому для начала я полез в имеющуюся на ноутбуке энциклопедию, чтобы хоть представить, что искать в интернете на ужине у величеств. Прочитанное меня обрадовало, потому как оказалось, что радий в основном содержится в урановых рудах — правда, как и предупреждал Маяковский, в совершенно мизерных количествах. Но это как раз хорошо, потому как на самом деле добывать-то мы будем уран, но это слово было запрещено к произнесению как в Радиевом институте у Иоффе, так и на строящейся шахте недалеко от Кривого Рога, где и планировалось развернуть добычу. То есть для всего мира там будут добывать радий, который и станет изучаться в соответствующем институте. Правда, именно в тех рудах содержания искомого радия, судя по статье, было практически неотличимо от нуля, но это означало только то, что в образцы, которые Максим Максимович Рейли передаст своим английским хозяевам, его придется добавить. Поставив закорючку с вопросом «где взять?», я перешел к следующему пункту повышения своего общеобразовательного уровня.

В процессе подготовки к визиту запортального премьера Гоша, прочитав его интервью и выступления, теперь изучал и его биографию. Мне тоже предстояло нечто подобное, только вот биографию требовалось учить не премьерскую, а свою. И перед изучением, что немаловажно, надо было еще и выбрать из нескольких десятков имеющихся наиболее приличную. Так что, тяжко вздохнув, я раскрыл специально подготовленную информбюро толстую папку «Г.А.Найденов. Жизнеописания» и погрузился в захватывающие дух похождения этого персонажа.

С самого своего появления в этом мире я всегда отказывался разговаривать, а уж тем более что-то писать о своем прошлом — иногда вежливо, а чаще не очень, так что все к этому давно привыкли. Однако не мешал появлению разнообразных слухов и домыслов, которых за десять лет накопилось уже очень и очень немало. Среди них были и довольно экзотичные — например, что я марсианин. Но большого распространения именно этот вариант не получил, потому как стараниями Уэллса образованная публика уже знала, как выглядят марсиане, и при всем желании не могла найти во мне ни малейшего сходства с каноническим образом, а необразованная была не в курсе ни о существовании Марса вообще, ни тем более марсиан в частности.