Инженер его высочества - Величко Андрей Феликсович

В полдень 15 апреля 1902 года Георгиевский аэродром представлял собой не очень обычное зрелище. Не слышно было шума моторов — такое и раньше бывало в нелетную погоду, но сейчас погода была великолепной. Да и народу было побольше, чем в дни самых интенсивных полетов… Но при взгляде на появившуюся на краю поля причальную мачту и расположившийся неподалеку военный оркестр можно было догадаться, что за событие тут ожидается. Впрочем, мы с Гошей и без всяких догадок знали текущие координаты дирижабля с графом Цеппелином на борту с точностью до километра. Сейчас он находился между Малоярославцем и Серпуховом, до нас ему было еще двадцать минут полета. Гоша опустил бинокль.

— Уже видно, — сообщил он. Потом, глянув на спокойно стоящего меня, спросил:

— А ты что не смотришь, тебе неинтересно?

— Очень даже интересно, но глаза-то ломать зачем? Ладно бы он от нас летел, тогда еще посмотрел бы. А так все равно ведь он сейчас тут будет!

Действительно, дирижабль уже приблизился настолько, что его можно было рассмотреть невооруженным взглядом. Еще десять минут — и он, снизившись, начал поворачивать около мачты.

— Один мотор совсем сдох, — сообщил стоящий рядом с нами Тринклер, — отсюда слышно, что там уже не только подшипники звенят, но и колено по картеру бить начало.

Дирижабль тем временем cбросил трос около мачты; несколько человек подтянули его к ней и прикрепили к имеющемуся там кольцу. Воздушный корабль, приглушив моторы, начал снижаться. Вот из гондолы на тросах выпустились два якоря, и специально проинструктированная команда кинулась их крепить — день был безветренный, и дирижабль можно было зафиксировать достаточно жестко. Наконец он застыл, покачиваясь, примерно в паре метров от земли, если смотреть по низу гондолы.

Открылся люк, оттуда вывалилась веревочная лестница, и по ней быстро спустился граф. Оркестр грянул "Прощание славянки", которое я еще в прошлом году без особых угрызений совести приватизировал под авиационный марш, и под эту музыку произошла торжественная встреча. Цеппелин был по-быстрому обнят сначала Гошей, потом мной, и мы в темпе поспешили под брюхо дирижабля, руководить процессом его закрепления. Цепеллин волновался, часто ли у нас тут случаются ураганы, мы его успокаивали… Наконец дирижабль дополнительно встал и на несколько якорей. Теперь слабый ветерок на него не действовал, а при сильном он должен был вертеться вокруг мачты на главном тросе, наподобие флюгера, волоча эти якоря по земле.

При полном одобрении графа мы сразу, еще до торжественного обеда, полезли смотреть чудо сумрачного тевтонского гения изнутри.

Дирижабль представлял из себя сигару длиной почти в полтораста метров, причем нормальной обтекаемой формы, тут Циолковскому удалось-таки донести до графа важность аэродинамики. Кроме нескольких дополнительных километров скорости это дало приемлемую управляемость, с чем в нашей истории у Цеппелина было не очень.

Гондола имела в длину десять метров и по дизайну напоминала небольшой вагон, только с крылышками. На самом деле это были не крылья, а кронштейны крепления движков, с перилами, так что по ним можно было спокойно ходить — эти отростки граф назвал моторной палубой. Так как двухтактные движки при довольно высокой мощности имели небольшой ресурс, их ремонт допускался прямо в полете, а в случае чего можно было и заменить мотор, он имелся в ЗИПе. Баллоны с водородом располагались не внутри гондолы, а на ее крыше.

Все-таки осознание того простого факта, что над нами полтора десятка тысяч кубов водорода, вещь сильная, подумал я — ни малейшего желания закурить не возникало, ну вот совершенно.

Для управления махиной требовалось пять человек — капитан за штурвалом руля направления, по бокам два помощника за штурвалами рулей высоты и два механика, по одному на каждую сторону. В задней части гондолы были две каюты для отдыха смены экипажа и грузовой отсек (сейчас груза не было, зато смен экипажа было аж две). Баки общей вместимостью три тонны располагались вдоль киля.

Наконец, слегка заморив червячка любопытства, мы спустились на землю и отправились морить другого червяка, желудочного. Для этого команда дирижабля была разделена — графа повели мы, а остальных сбежавшиеся на зрелище наши летчики. Причем повели не в летную столовую, а в трактир за пределами аэродрома — то есть явно гостей собирались поить. Не переусердствовали бы, с беспокойством подумал я.