Покоренная сила - Красницкий Евгений Сергеевич

– Афоня из десятка Луки, не посмеет.

– А Луки в Ратном нет, он свою боярскую усадьбу обустраивает – в двух днях пути отсюда.

«Блин, дед же всем верным людям боярство и земли пожаловал. Они все разъехались, пахота и посевная – за холопами следить нужно. Едрит твою, в случае чего, даже помочь будет некому!»

– А еще, внучек, про Егора и Фому помнить надо. У Егорки еще борода не отросла с того раза, да и Фома битую морду свою не забыл. И еще вот о чем подумай: что о тебе – воеводском внуке – люди говорят. Вспомни-ка, как Егор блажил: «Щенок его по селу с самострелом носится, честным ратникам грозит, деньгами швыряется». Вспомнил? Думаешь, Егор сам все выдумал?

«Ох, блин, вот это да! Типичное поведение представителя „золотой молодежи“: гонять по улицам, не соблюдая правил и распугивая пешеходов, таскаться с оружием, сорить деньгами. Вспомните-ка, сэр, как вы в юности ненавидели сынков разных начальников, которых привозили в школу на папиных машинах, у которых всегда были деньги и которым сходило с рук такое, за что обычные пацаны давно бы загремели в колонию для несовершеннолетних преступников. Я же в глазах ратнинцев именно так и выгляжу! Ну доигрался!»

– А еще, внучек, вспомни-ка, что Семен – брат покойника Пимена, тобой убиенного, – женат на дочке старосты Аристарха. Ну как, хватило пальцев? Нет? Правильно, не хватит, даже если разуться. Так что, для ровного счета, запросто может быть не три десятка, а полсотни!

– Мы что же, все Ратное против себя настроили?

– Кхе… Всё не всё, а половину точно. Девы наши тоже… – Дед совершенно неожиданно ухмыльнулся и блудливо подмигнул Листвяне. – Анька с Машкой удумали – в новых нарядах по селу прогулялись, так все девки, что на выданье, прямо гадюками на них шипели. Кхе… Аж посмотреть приятно было, но разговоров пошло… Не приведи господь! Так что, можешь смело еще сколько-нибудь пальцев загнуть – ночная кукушка, как говорится, дневную перекукует.

«Все „в одну калитку“, как по заказу! Верные деду люди разъехались обустраивать боярские усадьбы, у меня друзей среди сверстников так и не завелось, сестры… У баб свои разборки, но, насколько я понимаю, они друг другу такие фортели не прощают. Хреново дело, сэр Майкл, но если устоим, всё – мы графы! По всем статьям, и ни одна тварь пикнуть не посмеет. Только вот как устоять? Драться, конечно придется, но если есть еще время…»

– Деда, сколько у нас еще времени?

– Кхе! Глянь-ка, Листя, парень-то не оробел, голова работает!

«Ого! Уже и Листя! Роман развивается по всем канонам».

Листвяна отреагировала на дедово замечание с достойной престарелого мудреца лапидарностью:

– Так Лисовин же!

«Мерси боку, мадам! Я в вас явно не ошибся».

– А если Лисовин… – Дед поскреб в бороде и испытующе глянул на внука. – Сообрази-ка сам!

– Ну… Прямо сейчас пахать, сеять надо – не до бунтов. Потом как раз травы подойдут, надо будет косить… Получается, что до купальских праздников у нас время есть. Полтора месяца… Должно хватить.

– Верно мыслишь. – Дед согласно кивнул, потом спохватился: – Погоди, на что хватить?

– Всякая война должна предваряться информационным воздействием…

– Михайла!

– Прости, деда, сейчас объясню. Наши враги, прежде чем напасть, подготавливают умы односельчан к тому, чтобы их действия были сочтены правильными и справедливыми. Все наши грехи и промахи – действительные и мнимые – вспоминают, по-своему толкуют, а если надо, то и вообще полное вранье выдумывают. Ведут разговоры, распускают слухи. Следят за тем, как люди это все воспринимают, что в ответ говорят. Если что-то идет не так, то поправляются: ведут разговоры несколько по-другому, распускают немного переиначенные в нужную сторону сплетни. Все это называется информационной войной. Цель ее – оставить будущего противника без друзей и союзников. Сделать будущего противника заранее во всем виноватым. Озлобить людей, настроить их так, чтобы любой гадости, о противнике сказанной, верили и любую подлость и жестокость, с ним совершенную, признали справедливой. Все это сейчас к нам и применяется.

– Кхе…

– Я почему про время спросил? В информационной войне, как и в обычной, надо отвечать ударом на удар. А чтобы победить, наш удар должен быть сильнее, чем их. Только в рукопашной схватке все происходит за считаные мгновения, а в информационной войне медленно. Но если сделать все как надо, то полтора месяца должно хватить.

– Кхе… Опять книжная премудрость. И как у тебя в башке это все помещается-то? Листя, чего скажешь?

Листвяна сделала постное лицо и выдала афоризм:

– Береги честь смолоду. Если уж Михаилу невзлюбили, то никакими сплетнями и слухами это не поправишь.

«Ты что же это, курица, уже госпожой воеводихой себя вообразила? Воспитывать меня будешь? Ну погоди…»

– Все правильно, деда. Арабы говорят: «Если хочешь принять решение – посоветуйся с женщиной и сделай наоборот!»

– Кхе! Арабы, говоришь? – Дед покосился на ключницу. – А что, арабы – народ смышленый!

На лице Листвяны столь явственно отразилась досада, что Мишка почувствовал себя прямо-таки персонажем одного из романов Дюма-отца.

«Прокол у тебя вышел, тетка, талант к интриганству у тебя, несомненно, есть, а знаний мало. Если хватит ума мне поперек не становиться, бог с тобой, но если попробуешь мне гадить, урою так, что позавидуешь запоротой Буреем девке. Мне тут еще только доморощенной миледи де Винтер не хватало!»

От деда, кажется, этот маленький психологический этюд не укрылся – все-таки Корней был мужем бывалым, при княжеском дворе обретался, да и вообще всякого видал. Он недовольно повел носом и рявкнул:

– Листвяна! Щи простыли, стол заляпан, куда смотришь?

«Жучка! Место! Так-то вас, интриганок. Но без баб проблему информационной борьбы не решить – они в Ратном вместо СМИ работают».

– Погоди, деда, без женщин нам не справиться. Слухи, сплетни – их епархия. Не надо ключницу гнать, да мать еще позвать бы…

– Так! – В голосе деда зазвенели строевые интонации. – Со стола прибери, найди Анюту и приходите сюда обе! Давай шевелись!

Листвяна мигом вызвала двух девок-холопок, велела прибрать на столе и сказать боярыне Анне Павловне, что ее кличет боярин Корней Агеич. Все было вроде бы правильно, но Мишка решил «дожать» ситуацию. Вперившись взглядом в ключницу, он, стараясь копировать дедову интонацию, выдал:

– Ты что, оглохла? Господин сотник велел ТЕБЕ найти мою матушку и только потом приходить вместе с ней! А ну пошла!

Листвяна метнула возмущенный взгляд на деда, но тот, словно ничего не слышал, целиком сосредоточился на наливании себе в чарку кваса из кувшина. Листвяна развернулась и пробкой вылетела из горницы.

«Хлопнет дверью или не хлопнет? Хлопнула! Ну и дура!»

Мишка вскочил с лавки и, высунувшись в дверь, крикнул ключнице в спину:

– Листвяна, вернись, дед зовет!

Обернувшись назад, увидел удивленно поднятые брови деда и, скорчив хитрую рожу, приложил палец к губам. Дед, явно заинтригованный, расправил намоченные квасом усы и приготовился наблюдать продолжение спектакля.

«Эх, Средневековье! Ни кино тебе, ни театра, а все уже давно обыграно, и не по одному разу, и во всяких вариантах. Только и остается, что повторять мизансцены в подходящих ситуациях».

Листвяна вплыла в горницу с видом оскорбленной невинности и уставилась на деда. Дед, в свою очередь, с интересом пялился на внука.

«Был, в свое время, такой замечательный фильм „Все остается людям“. Я, конечно, не народный артист, но и публика-то тоже…»

– Ты, может, не знаешь, Листвяна, но стучать надо тогда, когда входишь, а не тогда, когда выходишь. Будь любезна, выйди, как положено приличной женщине…

Последние одно или два слова Листвяна вряд ли расслышала, потому что их заглушил дедов хохот и бряканье серебряной чарки, упавшей сначала на лавку, потом на пол.

Надо было отдать Листвяне должное. Несмотря на то что колером и насыщенностью цвета сравниться с ее лицом могла бы только свекла, ключница нашла в себе силы спокойно подобрать с пола дедову чарку, аккуратно поставить ее на стол и спокойно выйти, тихонько прикрыв за собой дверь.

Дед еще некоторое время фыркал и утирал выступившие на глазах слезы, потом выдал одобрительное:

– Так ее, Михайла, а то совсем себя хозяйкой почуяла, даже матери раз нагрубила.

– И что?

– Ну у Анюты не засохнет! Отхлестала по щекам, да я еще добавил сгоряча, чуть не прибил… С одной стороны, конечно, хорошо – холопки у нее по струнке ходят, но, с другой стороны, место свое знать должна.

– И правильно, деда! А то выстругаешь с ней мне дядьку, а он потом наследником твоим стать захочет. Хлопот не оберешься…

– Но-но, ты тоже не заговаривайся! Дядьку… Кхе… Не выдумывай, холопка, она и есть холопка.