Одиссей покидает Итаку - Звягинцев Василий

Ведь это именно он, Андрей Новиков, стоит здесь и сейчас. Он жив, полон сил, он чувствует и мыслит. Есть только он, и это мгновение настоящего… Именно с ним и сейчас все это происходит — то, чего никогда еще и ни с кем не случалось. Он задумал и проводит немыслимую для нормального человека операцию, начал и ведет борьбу против целой суперцивилизации и, что самое смешное, твердо намерен выиграть. Пусть там дальше что угодно случится, но этого вот длящегося мгновения, ради которого, наверное, и стоит жить, никто у него не отнимет.

Подобные вспышки удесятеренного ощущения жизни и самого себя бывают почти у каждого человека, хотя и вызываются разными причинами. У одного это тихое шуршание опадающих листьев в березовой роще, у другого дым углей и запах шашлыка на берегу озера Рица, третий вообще постигает, что и он жил, только на смертном одре.

Из подворотни раздался тихий свист и вернул Новикова к прозе текущего момента. Андрей шагнул в темноту, густую и липкую, как тот запах, что заполнял двор и которого он раньше будто и не замечал.

У стены Шульгин курил в кулак, короткие алые вспышки высвечивали только усы и часть подбородка.

— Ну? — спросил Новиков.

— Все чисто, — суфлерским шепотом ответил Шульгин. — Только не дурака ли мы валяем? Разыгрались… Ни хрена за нами никто не следит.

— Ничего… Не пренебрегай. Осторожность еще никого не подводила. И шансов у нас не так много, чтобы разбрасываться…

— Ага. А они сидят щас в тепле и уюте и наблюдают за нами по стереофоническому экрану… Во, думают, дураки.

— И это возможно. Но вряд ли… Да и при этом раскладе мы их все равно обдурим. Это я специально для них говорю, чтоб подзавелись, если слышат. Им еще азартнее будет угадывать, что же мы для них приготовили…

— Само собой… А все же мандражно чуток, а?

— Я пока держусь, со мной это после дела начнется… — Новиков торопливо дотянул сигарету до фильтра и чуть было тут же не зажег вторую, но воздержался, чтоб не давать нервам воли. — Пойду я, Саш. Ты меня доведи до места, а потом езжай…

Очень редко за последнее время им удавалось ощутить состояние такого полного психологического контакта. Давно привычной стала манера постоянной иронии по отношению к чему угодно, почти бессознательного ухода от любого проявления подлинно серьезных и искренних чувств. Пришло это еще с конца шестидесятых, когда в их кругах стало обычным доказывать друг другу: нет и не может быть в этой жизни проблем, заслуживающих того, чтобы терять из-за них присутствие духа и особого рода скептический оптимизм. В полном соответствии с заветами Марка Аврелия, императора-стоика. «Не теряйте мужества, худшее впереди…»

А сейчас вдруг оба одновременно почувствовали, что не надо, не стоит хотя бы сейчас продолжать эту пережившую свое время игру. Все же привычка взяла верх, Андрей сдержался, слегка толкнул Сашку кулаком в плечо и вышел из подворотни.

С улицы Гиляровского он свернул в Самарский переулок. На углу темнела телефонная будка с выбитыми стеклами. Трубка, к счастью, была на месте, и Андрей на ощупь набрал номер. Светящиеся стрелки «Штурманских» показывали четверть третьего, и ждать, пока на той стороне проснутся, пришлось довольно долго.

Наконец монета провалилась внутрь, и сонный голос Берестина ответил:

— Слушаю…

— Десантник, это я. Ничему не удивляйся, ничего не переспрашивай, соображай быстро и отвечай только «да» или «нет». Ирина у тебя или дома?

Берестин в трубке сразу вскипел:

— Слушай, какого черта?

— Стоп! Без эмоций? Да, нет?

— Наверное, дома, но…

— Стоп! Слушай… — Новиков надеялся, что если даже пришельцы наблюдают за ним, они не сумеют сразу включиться в линию, определить, кому он звонит и где установлен аппарат собеседника. — Кое-что случилось. Твою знакомую ищут земляки. Бегом к ней, передай мои слова, заводите мотор и вперед. Запоминай маршрут: до агитатора, горлана, главаря, там разворот, и гони к площади того, что было много лет назад 18 марта в городе с железной башней. Там осмотрись и медленно езжай вдоль рельсов туда, где высаживал Ирину у дома подруги. По твоим мемуарам. На углу там гастроном, притормозишь на секунду… По пути оглядывайся…

— Ты что, перебрал? — раздраженно-растерянно спросил вдали Берестин.

— Встретимся — подышу. Если понял и запомнил — вперед! И учти: на все — ровно час…

— Туда и быстрее можно…

— Слушай! — вскипел Новиков. — Быстрее всего мне было самому к ней прийти и тебя не тревожить… Значит надо, раз говорю. Вперед! — И хотя Берестин что-то еще хотел сказать или спросить, Андрей нажал на рычаг.

Примитивный, конечно, код, но кто не знает Москву, как Берестин, ничего не поймет, или не сразу и не все…

Вдоль бесконечной ограды парка Андрей обошел по кругу Дом Советской Армии, быстрым шагом пересек длинную пустую аллею, свернул на улицу Дурова. Здесь, в густой тени зарослей жасмина, ему была известна укромная, хитро расположенная скамейка, куда он — в то еще время — приходил со знакомыми девушками. Надежно прикрытый тыл и отличный обзор всех возможных подходов. Он сел и, наконец, позволил себе расслабиться.

Было тревожно и одновременно весело. Такое ощущение посещало его время от времени. Последний раз, например, — в сельве, когда он остался один на дороге у джипа, а совсем неподалеку сухо потрескивали короткими очередями АКМ, а в ответ им отрывисто и хлестко били самозарядки Гаранда.

Он сделал все, что в этих обстоятельствах можно было придумать и сделать за столь короткое время. Если этого достаточно, можно играть дальше. Если же пришельцы умнее или технически оснащеннее, чем он предполагает, тогда, конечно, дело другое. Наверх вы, товарищи, все по местам… Но думать об этом пока не стоит.

Тишина стояла просто поразительная. Впрочем, район здесь тихий, машин и днем немного, а уж сейчас… Поэтому треск промчавшегося вдоль улицы тяжелого мотоцикла заставил его вздрогнуть. Он посмотрел на часы. Пожалуй, пора. Как раз дойти не спеша…

Ирина спала плохо. С вечера ее томила беспричинная тоска, тревога, беспокойство. Неоформленная потребность куда-то пойти, что-то немедленно сделать… Временами эта тяга становилась почти непреодолимой. Внутри будто дрожала натянутая до предела струна. Ей хватило выдержки и здравомыслия не поддаться странному состоянию, которое было для нее абсолютно непривычным, но этому не было сил удивиться. Она заставила себя лечь и даже задремать, но и во сне успокоения не наступило. Вначале мелькали отрывочные, бессвязные картины и образы, а потом ей приснился сон.

Она идет по вечерней улице. Торопится, потому что опаздывает в кино, на фильм, который надо обязательно увидеть. Почти вбегает в пустой вестибюль. Билетерша машет рукой, показывает на часы. Ирина знает этот кинотеатр. Из фойе в зал нужно пройти по изогнутому дугой коридору. И она сначала быстро идет, а потом и бежит. И вдруг с нарастающим ужасом замечает, что коридор все удлиняется и удлиняется, пол становится все более наклонным, медленно гаснут бра по стенам, а впереди начинает клубиться черный, все густеющий туман. Ее накрывает волна ледяного озноба. Ирина поворачивается и бежит обратно. У нее подламывается каблук, она сбрасывает туфли и бежит босиком. Стены впереди начинают сдвигаться. Но все же она успевает, обдирая плечи, в узкую щель выскочить наружу. И тут ей наперерез бросается билетерша. Раскинув руки, будто панночка из «Вия», старается поймать Ирину. Лицо старухи страшно и непрерывно меняется.

Ирина просыпается с отчаянным криком. Сердце колотится так, что от его ударов вздрагивает все тело. И не проходит ощущение ледяного озноба.

Включив свет, Ирина долго лежала, глядя в потолок. Мысль о том, чтобы вновь попытаться заснуть, она сразу отогнала. Если снова приснится что-нибудь подобное…

И в это время на столике тихо загудел телефон.

Ох, эти ночные внезапные звонки! Бывает, что от них сгорает больше нервных клеток, чем у летчика-штурмовика при заходе на цель…

Голос Алексея, недовольный и вместе с тем растерянный, вибрировал в трубке.

— Только что звонил твой приятель…

— Что? Что он сказал?

— Говорит, встретился с твоими земляками. Чтобы я срочно бежал к тебе и мы ехали…

— Все! Ничего не говори! Выходи на улицу, я минут через двадцать подъеду. Жди на углу на квартал ниже дома… — Она бросила трубку.

Вот и случилось. Она сразу поняла смысл слов Новикова и все его предосторожности. Андрей, как всегда, действует быстро и единственно верным в его положении способом. Только непонятно, почему они пришли к нему.

Ирина торопливо оделась. На пороге, уже выходя из квартиры, оглянулась. Придется ли вернуться сюда еще раз? Или она уходит навсегда? Сейчас Ирина особенно отчетливо осознала свою принадлежность к миру людей и почувствовала мучительный, пульсирующий и ноющий, как зубная боль, страх при мысли о встрече со своими коллегами и соотечественниками.