Бои местного значения - Звягинцев Василий

Теперь — чтобы тебе самой еще кое-что стало понятнее. По всем известным мне законам, прямая связь между параллельными реальностями невозможна. Но у нас случился несколько иной вариант.

В силу обстоятельств, о которых у меня нет времени распространяться, я оказалась сейчас у самого основания очередной вилки бифуркации, где одновременно уже почти сформирована альтернативная реальность, но продолжает существовать и прежняя. Их окончательное разделение должно случиться в ближайшие дни, когда волна изменений докатится от России до Англии.

Так что я сейчас существую фактически в двух воплощениях одновременно, причем нахожусь почти в одной и той же точке пространства. Я — на нашей вилле в Истборне, она (то есть — ты) дома, в Лондоне. Если я не ошибаюсь в расчетах, то успею еще передать это письмо в банк на хранение. И тогда его сейчас читаешь ты — которая на самом деле я сорок шесть лет назад. Читаешь с пользой для себя и будущего. Если же нет, тогда тебе, леди Спенсер из какой-то очередной реальности, увы, так и не доведется узнать, что Шекспир, как всегда, прав и на самом деле „есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам“.

На этом — прощай. Желаю успехов в твоем нелегком и, как мне не так давно стало известно, довольно-таки бессмысленном деле. Жаль, что мне не дано узнать, что и как у тебя сложится. В моем прошлом ничего подобного не происходило. Расходящиеся мировые линии уносят нас все дальше друг от друга. Хотя — кто знает? Все еще может случиться.

Р. S. Выслушай на прощание еще несколько практических советов».

У самого обреза листа — знакомая, почти каллиграфическая подпись рукописной готикой. Безо всяких дежурных формул типа: «Целую», «Примите уверения», «Искренне ваша».

Уф! Длинное письмо и достаточно бессвязное. Но Сильвия хорошо знала себя и понимала, что крайне трудно второпях написать логически безупречный, достаточно понятный текст, в который необходимо вложить информацию о событиях, происшедших за полсотни лет, разъяснить вещи почти необъяснимые, изложить несколько гипотез, да еще и дать практические рекомендации самой себе, все время путаясь в воспоминаниях, что тебе было в тот момент известно, а что нет.

Но в любом случае на мистификацию это похоже очень мало. Репутация банка действительно безупречна, и если они сказали, что письмо депонировано именно в 21-м году, значит, так оно и есть. И автором его не мог быть никто, кроме нее самой или человека, настолько посвященного в дела резидентуры, что… Что, если такой человек существует, вся ее деятельность теряет смысл.

Сильвия испытала мгновенное и острое сожаление, даже тоску, что невозможно лично поговорить с той, что писала вот это.

У нее никогда не было ни родственников по крови, ни просто близких людей. Не считать же таковыми деловых партнеров и многочисленных, но на очень короткий срок, любовников.

А вот с ней, с «леди Спенсер-84», Сильвия была бы счастлива повстречаться. Как со старшей и любимой сестрой. Что-то важное спросить, о чем-то поплакаться.

А тот Шульгин, о котором она пишет. Близкий человек старшей Сильвии — ей самой он кто? Побочный зять?

Она рассмеялась. Скорее ее собственный будущий любовник, сейчас, возможно, еще и не родившийся. На него посмотреть не менее интересно.

Невероятно. Она — и вдруг ловит себя на приступе сентиментальности.

Кстати, что значат слова той, другой, о безнадежности их дела? Не здесь ли ключ? Может быть, как раз так враг и хочет посеять в ней сомнения, а потом…

Сильвия сразу напряглась. Нет, всякие глупости побоку. Тут, возможно, начинает раскручиваться сложнейшая, тщательно проработанная и глубоко замотивированная вражеская операция.

Нет, на самом деле — кто бы мог помешать ей самой себе позвонить по телефону, договориться о личной встрече? Тогда никаких сомнений и неясностей не осталось бы.

Впрочем, то был бы парадокс покруче нынешнего.

Она нервно бросила письмо на стол, плеснула себе еще джина, заходила широкими, почти мужскими шагами по комнате.

Что стоит, на самом-то деле, подкупить или запугать директора банка, управляющего, пару клерков, заставить их утверждать то, что требуется неизвестному для его планов? Ничего не стоит, она это знала лучше, чем кто-либо другой.

Но в чем цель?

Это и предстоит узнать.

И почти сразу ей вдруг пришла в голову интересная гипотеза.

Если ее старшая ипостась сообщила ей информацию из восемьдесят четвертого года через двадцать первый в тридцать восьмой и это действительно так, то, значит, содержание письма должно быть известно ей же, она должна непременно помнить, как получила это письмо от себя. Причем это знание должно сопровождать ее постоянно и не допустить создания ситуации, в которой возникнет необходимость написать данное письмо.

Или, может быть, тогда она не знала ничего об этом письме, поскольку еще его не написала, а вот теперь написала, передала себе молодой и теперь будет знать, но именно фактор знания и заставит ее поступать так, чтобы необходимо стало его написать.

Леди Спенсер почувствовала себя в привычной стихии напряженной интеллектуальной работы, хотя голова у нее слегка кружилась от невозможности усвоить физический и психологический смысл создавшегося парадокса.

Конечно, она немедленно предпримет все необходимые, достаточно рутинные меры, чтобы установить, не мистификация ли все происходящее.

Прежде всего — проверит мелкие детали, на которых часто «прокалываются» даже специалисты. Подлинность почерка, бумаги и чернил, примерная дата написания письма, наличие в банке неопровержимых документов, зафиксировавших момент его получения.

Это совсем несложно.

Лихарев в Москве пусть продолжает поиск наркома с матрицей. Не странно ли, что и его сообщение, и письмо поступили одновременно? Послать ему людей на помощь?

Или — а что, интересная мысль — отправиться туда самой. В инспекторскую поездку. Последний раз она была в России еще перед великой войной, но русским, как и многими другими языками, владела абсолютно свободно.

Слегка приведя мысли в порядок, Сильвия снова вызвала Москву. На ее идею лично посетить красную столицу Валентин отреагировал уклончиво, без энтузиазма. Как и любой нормальный подчиненный отнесся бы к предложению начальника проинспектировать его деятельность и оказать «практическую помощь».

Слишком часто это плохо кончается. Для проверяемой стороны. Поэтому он ответил уклончиво, в том смысле, что всегда рад увидеть уважаемую и т. д. в Первопрестольной, но считает, что появляться ей здесь следует только по официальным каналам. Выправить с соответствующей мотивировкой визу, прибыть в английское или какое угодно посольство, а уж потом…

Иначе придется постоянно прятаться у него на квартире, а на улицу, если потребуется, выходить в старушечьем гриме, галошах поверх вязаных носков и плюшевом салопе.

— Вы же поймите, леди Спенсер, — дама с вашей внешностью и вашими манерами, оказавшись в нынешней Москве, в ближайшие десять минут станет объектом пристального внимания самого зеленого опера, не считая куда более опытных участковых и дворников.

Сильвии большая часть этих жаргонных выражений была непонятна, но она верила, что ее сотрудник знает, о чем говорит, и ручается за свои слова.

— Поэтому вам проще сделать все необходимое законным образом и приехать сюда поездом или самолетом. Неделей больше или меньше — особого значения не имеет.

— Хорошо. Я подумаю и приму решение. Но, может быть, я немедленно направлю к вам двух-трех полевых агентов для непосредственного поиска носителя матрицы?

— Это было бы неплохо, — осторожно ответил Валентин, понимая, что слишком долго демонстрировать независимость мышления неразумно в общении что со Сталиным, что с резиденткой. — Пусть приезжают. Как только я дам сигнал. Желательно только, чтобы они занялись именно этим делом. И под моим контролем. Вы понимаете, о чем я?

— Да, да, разумеется. Короче — я еще подумаю, приму решение и в нужное время вас извещу. А пока работайте и знайте.

Лихарев догадался, на что она намекает, и не собирался доводить до того, чтобы это знание воплотилось в нечто реальное. Хоть в плохом, хоть в хорошем смысле. С него хватало собственных проблем, и новые ему были совершенно ни к чему.

Сильвия вышла из связи, а Валентин стал собираться на очередную встречу с Буданцевым.

В Лихославле, когда садились на поезд Ленинград — Москва, не на «Красную стрелу», конечно, а на обычный пассажирский, со всеми остановками, Шестаков сдал свой первый экзамен.

Не зря его Власьев инструктировал по дороге:

— Вы, главное, напрочь о своей прежней должности забудьте. Вспоминайте, как юнкером были, как тогда с проводниками и городовыми держались. Вроде как и на равных, а все же и выше. Но и не по-генеральски, разумеется. И не напрягайтесь, не напрягайтесь. Все время помните, что они вас, теперь чекиста, куда больше опасаются.