Гвардеец - Дашко Дмитрий

— Кузен, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — произнес он, подойдя поближе.

— Мне бы твоей уверенности, — глухо произнес я.

Меня колотил нервный озноб. Понимающий «дядька» предложил пропустить по чарке водки, но я отказался:

— Нельзя на такое с тяжелой головой идти.

— Так рази с эдакой плепорции голова затяжелеет? — усмехнулся он. — Тут только усы окропить. Так что, господин капрал, дернем по славянскому обычаю?

— Не буду, и тебе не советую переувлекаться… славянин.

— Не извольте беспокоиться, господин капрал, буду трезвым аки… — он не нашелся, чего сказать дальше и просто махнул рукой.

Стоит отметить, что водкой от него в тот день так и не пахло.

Хозяйственному Чижикову удалось договориться с извозчиками, и нам выделили три подводы под честное слово. Как ни крути, а ехать все же веселей, чем топать на своих двоих.

Голыми руками противника не возьмешь, стоило подумать о вооружении. Я не собирался устраивать в доме Сердецких побоища, однако, если паны занимаются серьезными делишками, обычной потасовкой не обойтись.

Прихватить из цейхгауза фузеи не получилось бы при всем желании, партизанщина в полку не поощрялась, поэтому у гренадер при себе имелись только шпагами. Да и не хотелось привлекать к себе внимания пальбой на городских улицах.

Не доезжая имения Сердецких, мы остановились, быстро обсудили план действий.

На первом этапе предстояло перемахнуть через забор, связать сторожа, потом ворваться в дом, обезвредить управляющего, лакеев и двух людей Потоцкого, приставленных к неизвестному грузу. Эта часть операции была самой ответственной и сложной.

Я разбил гренадер на три пятерки, под командованием Карла, Чижикова и меня. Стиснул зубы, чтобы не стучали, размял одеревеневшие после долгого сидения в возке мышцы.

Молоденькие девки, шедшие за водой к колодцу, посматривали на нас с интересом.

Ведра пустые, машинально отметил я. Считается, что не к добру. Скверно, очень скверно… или нет? А, плевать! Ничто не вечно под Луной. Двум смертям не бывать… а ведь я однажды уже умер. Врет, получается, поговорка: можно умереть дважды. А ведь не хочется пропадать…

— Только никого не убивать, — предупредил я. — И не увечить! Предупреждаю особо ретивых.

— Понятно, господин капрал, — закивал Чижиков. — Будем без смертоубийства. Как никак христиане.

А ведь христиане друг дружку резали за милую душу. Хоть и говорят про азиатскую жестокость, но не нам мусульман укорять. У самих руки по локоть в кровищи.

А забор у Сердецких хиленький, на Рублевке куда выше и толще у буржуев водятся. И лакеи у тамошних «хозяев жизни» вооружены покруче. За каждым поворотом по пулемету. Не то, что местные мушкеты, помнившие времена Алексея Михайловича.

Зря трясусь. Со мной как никак пятнадцать здоровенных мужиков, это ж такая силища. Мы ведь не только пару челюстей, горы свернуть можем. Если захотим…

— Побежали, — тихо скомандовал я.

Момент вроде удобный, на улице свидетелей нет, а нас надежно укрыли раскидистые лапы елей. Из дома Сердецких не рассмотришь. Даже не верится, что это исторический центр Санкт-Петербурга, глухомань глухоманью. Грибы собирать можно, не покидая «фазенды». Рыбку ловить из открытого окошка.

Башмаки утопали в грязи… весна, как много в этом звуке… много, много лишних звуков: плеск луж, невольный возглас поскользнувшегося Михайлова, тихий мат Чижикова. Далеко нам до спецназа, вышедшего на тропу ниндзя.

Через забор перелетели одним махом, будто некая сила подбросила вверх. Не зря отрабатывал с парнями это упражнения, пригодились тренировочки.

Кажется, Сердецкие еще не додумались до псовой охраны, иначе собачки такой бы лай подняли — на другом конце Питера услышали. Да и порвать человека натасканной псине труда не составит. Это только в кино Шварценеггер двух доберманов голыми руками грохнул, в жизни они бы задали ему перца.

Я краем глаза заметил движение.

Сторож Сигизмунд подскочил, вытаращил глаза, выдохнул:

— Курва!

И упал, получив могучим кулаком Чижикова в висок.

— Оглоушили, господин капрал, — жарко прошептал «дядька».

— Свяжите и рот заткните, чтобы как очнется, панику не поднял.

— Сделаем.

Чижиков извлек заранее подготовленную веревку, скрутил незадачливого сторожа.

— Бегом, бегом, — торопил я.

Зеркальные двери распахнулись, показалась полная женщина с деревянным тазиком, в котором плескалась мыльная вода. А это к чему? Что за примета?