Орел взмывает ввысь - Злотников Роман Валерьевич

– Поймите, сэр, оружие в России совершенно не нужно. Что бы я там ни думал о русском tsar, но сегодня русские города и дороги – самые спокойные и безопасные в мире. Уж можете мне поверить. К тому же здесь не Европа, где шпага служит непременным отличительным знаком дворянина. Дворяне здесь носят сабли, а чаще всего вообще ходят без оружия. Ибо считают, что дворянин сам по себе – достаточно опасное оружие. А дуэли с оружием вообще запрещены. Их обожаемый tsar прямо сказал: «Неча дворянам друг дружку оружьем убивати. Дворянин сам оружие немалое, вот пущай впусте и дерутся. Но не до смерти. И без того найдется кому русского дворянина до смерти убивати. Врагов у Руси немало…» И что касается умения русских дворян сражаться не только оружием – это истинная правда. У русских в царевых школах преподают особый вид единоборства, коий называется podlaya skhvatka. Так мастера в этом единоборстве, по слухам, способны в одиночку и безоружными справиться с десятком вооруженных противников… Ну так говорят. – Тринкл сделал глубокомысленную паузу и продолжил: – Но вот мастер Эшби считает, что все это ерунда и tsar Fedor просто не дает дворянам ходить с оружием, чтобы избежать дуэлей. Хотя я думаю, что это не так. Ведь и наши дуэлянты, коих было столь много до тех пор, пока лорд Кромвель не запретил дуэли в армии, не бросаются друг на друга, едва только увидят. Что может помешать дворянину сходить за шпа… ну то есть саблей, если он решит подраться? Так что если вы не собираетесь драться, то шпагу лучше оставить. Знаете, это удивительно, но за все царствование tsar Fedor не казнил ни одного человека, но на протяжении более пятидесяти лет лучшим способом попасть на уральские рудники было выйти с kisten, это такое русское разбойничье оружие, на, как это у них говорится, bolshaya doroga. И потому они практически совершенно перестали это делать.

– Практически? – недоверчиво хмыкнул сэр Самуэль.

– Ну, – кивнул купец, – как считал сэр Бэкон, в природе все имеет свою вероятность. Но я в Москве живу уже четырнадцатый год, за это время успел проехать по России несколько тысяч миль и должен сказать, что до сих пор никто ни разу не попытался меня ограбить… Хотя если вы едете в одиночку и без охраны, то я не буду вас отговаривать таскать за собой этот ваш совершенно бесполезный в этой стране железный прут. Нет? Ну тогда можете спокойно оставить его здесь дожидаться вашего возвращения.

И вот теперь лорд Висбю, уже проехавший, проплывший и прошедший по этой стране не менее семи-восьми тысяч миль, в первый раз пожалел, что тогда поддался на уговоры и не взял с собой свою фамильную шпагу. Одну из немногих вещей, что он успел захватить с собой во время бегства из Лондона…

Но тут перед ним выдвинулась рослая фигура кирасира.

– Ну что вам, болезные?

– Пожа-алте копеечку на пропитание, – сиплым голосом прохрипел стоящий впереди довольно крупный тип, также одетый в полушубок, но гораздо более драный и грязный, чем у них.

– А пошто? – с явно демонстрируемым удивлением в голосе спросил кирасирский лейтенант. – Эвон ты какой здоровый! Нешто заработать не можешь?

– Ты бы, сударь, не на мое здоровье смотрел, а копеечку бы нам, болезным, подал. Сам здоровее был бы, – уже с угрозой заявил другой, выдвигаясь из-за сиплого и демонстрируя дубинку.

– Зря ты так, паря, – вздохнул кирасир, поводя плечами под полушубком, скрывавшим его неизменный мундир. – Мы в вашем городе люди новые, порядков не знаем. Кому сколько подавать, не ведаем. Отпустил бы ты нас. Обживемся чуток – тогда и спросишь.

– А я тебе и сейчас скажу, – осклабился сиплый. – Нам чужого не надобно. А свое возьмем. Чье бы оно ни было. Ты кошель покажи. Половина – наша, а остальное можешь себе забирать.

– Так кошель-то мой! – В голосе кирасира явственно звучало неподдельное и почти что искреннее удивление. – Откель там твое-то возьмется?

– А вот я тебе сейчас поясню! – взревел тот, что с дубинкой, бросаясь вперед.

Кирасир ждал до последнего мгновения, до того как дубинка в воздетой руке налетчика уже пошла вниз, а затем качнулся ему навстречу… Раздался хруст, треск, вой, а потом еще несколько ударов, кои англичанин так и не смог толком разглядеть, и кирасир оказался единственным, кто стоял на ногах. Трое остальных, воя на разные голоса, барахтались в ноябрьской грязи переулка.

– Ой, горюшко-то! – самым трагическим голосом взревел кирасир, стаскивая с плеч полушубок и встряхивая его в руках. – Ну сызнова все тот же рукав порезали, что и лопари прострелили! Да еще и полушубок!

А снизу, со стороны скрючившихся в грязи фигур, кои мгновенно умолкли, едва только на свет божий явился мундир лейтенанта, тихо прошелестело:

– Ой-ё, кирасир…

Небольшой караван из трех крестьянских телег, сопровождаемый четырьмя десятками крестьян, медленно двигался по лесной дороге. Телеги были тяжело груженными. На них навалом лежали узлы, сидели дети и несколько стариков. А впряженные в них лошаденки были весьма худосочны. Ну да что еще можно ждать от крестьянской лошади? Здесь, чай, не благословенная Россия, где, говорят, крестьяне живут в домах с настоящими кирпичными печами, все поголовно ходят в сапогах, их птичники ломятся от гусей, уток и кур, а в холопстве почитай никого и нет. Ну да всем известно, как живут крестьяне в этой самой России. Не то что здесь… В Люблинском воеводстве в этом году урожай был не очень. Дожди, черт бы их побрал! Но начетника пана Володарского объяснения старосты их деревеньки не удовлетворили. Вынь ему да положь весь уговоренный оброк. Пану-то дом в Варшаве содержать надобно, да и жениться пан собирается, богатую невесту панну Яну Козильчик, дочку пана Казимира Козильчика, обхаживает. Надеется за ней богатое приданое взять. Пан-то Козильчик куда как богат. Уж точно за дочкой не поскупится. Но это когда еще будет. А пока пану Володарскому самому надобно себя показать. Что и он, мол, не голь перекатная. И что панна Яна ему не из-за богатого приданого надобна, а исключительно из-за великой любви. Ради которой никаких денег не жалко… А то, что крестьянским семьям от такой любви остается только зубы на полку положить, так на это всем наплевать.

А вот в России, говорят, когда в какой местности недород, так дворяне сами хлеб прикупают и своим порядчикам в помощь выдают. Хотя оброк-то там, конечно, потяжелее будет. Но, видно, могут крестьяне такой оброк тянуть. И на себя остается. А то разве в сапогах ходили бы? А Россия-то – вот она, рукой подать! Токмо через Буг перебраться. Эвон, сказывают, три года назад семья из соседней деревеньки как-то ночью собралась да и утекла втихую через границу. На больших-то дорогах, известно, заставы стоят, но мало ли тут узких лесных дорожек. На всех заставы не поставишь. А потом их кто-то из земляков на ярмарке в Бресте видел. Ва-а-ажные. Уже все в сапогах. Баяли, что уже заключили порядье с помещиком из-под Царева-Борисова. И тот им на обустройство ажно пять рублев положил. И на три года оброк облегченный. Ну чтоб обустроились, хозяйство завели справное. Требует, чтоб не менее десятка гусей в хозяйстве содержалось, десятка два кур, пять свиней и пять голов скотины – две коровы для себя и оброка и три бычка на откорм. Ну и лошадей не менее трех. Мол, так положено… Это ж кем положено-то, чтоб крестьянин как барин жил, такое богатство имея? Понятно, почему оне все в сапогах ходят…