Одиссей покидает Итаку - Звягинцев Василий

Новое здание Департамента, повисшее над крутым океанским берегом, умело и с большим вкусом вписанное в горный ландшафт, напомнило Антону лучшие образцы земных построек, тот же знаменитый «Дом над водопадом» Райта, своим сочетанием горизонтальных и вертикальных объемов, расположенных на разных уровнях и под равными углами плоских параллелепипедов, неожиданным сочетанием дикого камня, дерева и стеклобетона. В сооружении чувствовалась рука талантливого, а может, даже и гениального архитектора.

Оно появилось здесь недавно, и Антон, усмехнувшись, подумал, что ничего не меняется в метрополии, и эта мода — каждому новому администратору возводить новую резиденцию — тоже.

Он еще не был представлен Председателю совета администраторов Департамента активной дипломатии, но встречался с ним в его прежнем качестве и не мог не признать, что выбор сделан не самый худший. Хотя, как опытный профессионал, относился к выдвиженцам с легким пренебрежением. Возможно, из-за неистребимой, многовековой кастовости, столь же свойственной форзейлевским дипломатам, как и всем прочим их коллегам в обозримой части Вселенной.

Разумеется, он никогда не позволил бы себе даже намеком выразить подобное отношение к своему пусть временному, но руководителю, да и справедливость требовала согласиться, что талантливый философ-политолог, писатель и мыслитель более способен к принятию нетривиальных и взвешенных решений, чем погрязший в рутине чиновник.

Его уже ждали, и ярко-зеленая стрела, вспыхнувшая на полу вестибюля, повела его по лестницам и переходам, через предупредительно распахивающиеся двери, туда, где должна была произойти аудиенция у председателя, экстренной связью потребовавшего шеф-атташе с Земли для личного и конфиденциального доклада.

Случай явно неординарный и потому — неприятный. Заведомо. Обычный протокол предусматривал приглашение на отдых на одну из курортных планет, а уже после этого, как бы между прочим, организовывались необходимые встречи и собеседования…

Председатель встретил его на пороге просторной веранды, открытой в сторону поросших серебристыми травами альпийских лугов. Конечно, это он — профессор Бандар-Бегаван, крупнейший знаток и теоретик неканонического права, автор десятка нашумевших книг, непременный лидер всех академических оппозиций, эстет и экстремист… Но многое, значит, изменилось в метрополии, раз именно его сочли подходящим на этот пост.

Худой, жилистый, подтянутый, похожий на прусского генерала в отставке, одетый в светлый, земного покроя костюм, председатель первый протянул Антону руку, потом полуобнял за талию и повел к низкому столу, уже накрытому для первого ужина. Антон еще более насторожился. Наряд профессора показывал, что он полностью поглощен делами именно планеты Земля. Это же подтвердил и выбор блюд, и то, что Бандар-Бегаван заговорил по-русски.

С одной стороны — знак уважения приглашенному сотруднику, но одновременно и деликатный упрек. Пока деликатный.

— Рад видеть тебя, уважаемый шеф-атташе. Надеюсь, я не слишком нарушил твои планы? Насколько я помню, ты занимался в моем семинаре?

— Имел такую честь. Но должен признать, что особых успехов, по вашему же мнению, не проявил.

— Это и не удивительно. Ты выдающийся практик, как мне известно, мой же предмет принципиально далек от практического применения.

— Тем не менее вы тоже теперь призваны к самой что ни на есть практической работе.

— Диалектика, уважаемый. Нет ничего практичнее хорошей теории, если, конечно, углубиться в нее как следует, а не в пределах факультативного курса… Что будешь пить? Чай, кофе, матэ, кокосовое молоко?

— Я бы, конечно, с удовольствием выпил чего-нибудь более отечественного, например, свежего синтанга, но раз уж вы тоже в образе, пусть будет чай.

Бандар-Бегаван налил Антону хорошо заваренного липтоновского чая и как бы между прочим заметил:

— А вот в этом виноват ты сам. Незачем было нарушать конвенцию и переходить к силовым приемам. Договоры должны выполняться. А теперь я вынужден носить этот костюм, забивать себе голову варварской грамматикой и пить с тобой чай, да еще и думать, во что это выльется. В то время как думать положено тебе, а мне следует мыслить… Чувствуешь разницу? Нужно признать, есть в этом языке некая примитивная изысканность.

На этом Бандар-Бегаван оставил маску старомодного, чудаковатого, хорошо воспитанного землянина-профессора, видимо, навеянную просмотром видеолент не совсем того периода, сочтя долг вежливости исполненным, а разминку законченной. Дальше начался разнос — тщательный, хорошо подготовленный, ничуть не смягчаемый тем, что производился в рамках изысканной беседы двух интеллектуалов-теоретиков. В конце концов, дело ведь не в форме. И какая разница, что вместо фельдфебельского: «Кретин, у тебя не голова, а лохань с дерьмом (шайзекюббель)», звучит: «Коллега, ваши действия с известной долей деликатности можно назвать непродуманными», если обе стороны понимают, в каком смысле это произносится?

Шеф-атташе выслушал подробный разбор и оценку своих действий за отчетный период, из которых следовало, что абсолютно все делалось не так, и если в стратегическом плане вина уважаемого коллеги не так велика, потому что он некритично следовал линии и инструкциям прежнего руководства, чья несостоятельность, к сожалению, была вскрыта совсем недавно, то в области практической политики ему ссылаться не на кого, тут он сам проявил тщательно замаскированную некомпетентность.

Иначе чем объяснить, что неприятель превратил вверенную ему область планеты в свое змеиное гнездо, где беспрепятственно осуществляет планы и проекты, грозящие серьезными, если не сказать — непоправимыми последствиями?

Попытка Антона объяснить, что приведенные примеры как раз и свидетельствуют о том, что деятельность неприятеля находится под неослабным контролем, что все серьезные акции пресечены в корне, а то, о чем говорит уважаемый председатель, есть только остаточные возмущения абстрактно взятой реальности, вызвала лишь новый взрыв раздраженного профессорского красноречия.

Антону пришлось выслушать целый ряд тезисов, и старых, известных еще по семинарским курсам, и новых, что называется — с пылу, с жару.

Все они в конечном счете сводились к одному: инициативу в земных делах нельзя упускать ни в коем случае, Земля наиболее ценный (подразумевай — единственный) наш естественный союзник, действия неприятеля следует предвидеть, прогнозировать, а еще — провоцировать (профессор употребил термин — организовывать), тогда и бороться с ним будет возможно не в пример эффективнее, чем до сих пор. Необходимо в ближайшее время подготовить и провести широкомасштабные операции темпорально-идеологического характера, локализовать, инкапсулировать и дезактивировать вражескую агентуру, лучше всего — тут Бандар-Бегаван мечтательно прикрыл глаза — вообще ограничить сферу деятельности противника (раз пока приходиться мириться с его существованием) рамками раннего средневековья.

Услышав все это, Антон расслабился, приготовился выслушивать еще долгие и многословные теоретические построения, любопытные как продукт мысли, но не имеющие реального применения, однако председатель его перехитрил.

— Впрочем, — с иезуитской усмешкой сказал он, — не думаю, что мои слова для тебя сейчас имеют значение. Поскольку очень сомнительно, что тебе в дальнейшем придется заниматься чем-то подобным… — Антон приподнял бровь и изобразил внимание. Это уже что-то новенькое. Кажется, председатель слишком вошел в роль и забыл, что он все же не земной авторитарный правитель. — Твоя последняя акция беспрецедентна по своей нерациональности и столь грубо нарушает сложившуюся практику взаимоотношений с представителями противной стороны, что я считаю своим долгом вынести вопрос о твоей компетентности, а пожалуй, и вменяемости, на суд сессии малого галактического совещания…

Антон смутно начал догадываться, о чем идет речь, но пока еще не все понимал.

— В результате санкционированной, а возможно, и проведенной при твоем участии акции был похищен один агент-координатор 3-го класса, погиб экстерриториальный инспектор-ревизор, а старший контролер получил тяжкие телесные и психические травмы. Кроме того, было захвачено оборудование первой степени секретности. Тоже экстерриториальное. Причем направляемые тобой туземцы были настолько глупы и неосторожны, что разгласили нашу причастность к операции, которая в противном случае могла бы сойти за спонтанный конфликт местного значения. Факт нашей причастности документально зафиксирован и доказательства приложены к вербальной ноте протеста, каковая вчера внесена в межгалактический комитет по невмешательству. Оправдания заранее отклоняю, поскольку быть их не может…