Инженер его высочества - Величко Андрей Феликсович

— Согласен, а еще?

— Еще я думаю про публичный дом и театр, и даже появилась мысль их как-то объединить…

— Это называется эротический театр, мысль дельная, но вот только в Георгиевске мне такого гадючника не надо, в Питере ему самое место. Вообще на эту тему проконсультируйтесь с Машей, она вам поможет.

— Мне показалось, что госпожа Островская относится ко мне несколько неприязненно, — наябедничала директриса.

— Правильно, нефиг было глазками в сторону великого князя стрелять, видели-то его в первый раз и всего три секунды, а туда же… Значит, если без шуток, то я вас серьезно предупреждаю: в случае возникновения у Георгия Александровича интереса к вам, как к женщине, причем неважно, кто был инициатором, как минимум ваша карьера закончена.

— Понятно, не волнуйтесь, я не самоубийца, — улыбнулась дама. — А под какую задачу мне начинать набор персонала?

— Кроме вашей личной операции с женитьбой, предстоит еще вот что. Есть у Георгия Александровича дядя Алексей, генерал-адмирал.

— Семь пудов?

— Они самые. Кроме жратвы и выпивки, этот субъект до крайности неравнодушен к дамам. Но вьются вокруг него все в основном какие-то заграничные девки, а надо, чтоб были наши. Изучите обстановку, прикиньте потребное количество исполнительниц, будут ли они меняться последовательно или по кругу, как их к нему подвести… И еще нужны кадры для заграничных заданий, то есть со свободным знанием европейских языков.

— Ксения как раз свободно говорит по-английски, по-немецки и по-французски, — заметила Татьяна, — но только она не очень красива. Фигура отличная, а вот лицом немножко на лошадь похожа.

— Подумаешь, лошадь, нам и бегемот при правильном использовании пригодится. Так что зайдите в канцелярию, там вас официально оформят. Счет вам уже открыт, вот реквизиты. Действуйте!

После ее ухода я позвонил Маше.

— Племянница, у меня к тебе просьба. Тут скоро к тебе зайдет моя протеже, помоги ей с организацией эротического театра. Ну и вообще проконсультируй ее в смысле последних достижений в области секса, а то тут народ совсем дикий, даже про минет, по-моему, ничего не знают.

— Да уж такую … мне только и консультировать, она сама кого хочешь за… законсультирует насмерть! Видео ей, конечно, показывать нельзя?

— Видео нельзя, а вот картинки вполне можно распечатать. Так я могу на тебя надеяться?

— Ладно, чего уж там, помогу, а то ведь иначе сам возьмешься — и тогда все, прощай, любимый дядя!

Через неделю мне сообщили — дочь Сюрмонда жива, состояние по сравнению с прошлым годом немного ухудшилось, но пока она транспортабельна.

Гоша написал ему письмо, где сообщил, что ему, наконец, удалось уговорить меня (ужасного, совершенно невозможного человека) заняться его дочерью. Далее он заранее просил извинения за мое высокомерие, эксцентричность, временами переходящую в неприкрытое хамство, и часто случающиеся приступы патологической алчности. Вообще-то в списке моих "достоинств", который я же и написал, пунктов было гораздо больше, но его высочество твердо сказал, что это слишком, и вымарал половину. Мы с ним решили разыграть спектакль про двух следователей, где Гоша застолбил себе роль доброго.

Тем временем понемногу прибывали вызываемые Татьяной будущие Маты Хари и прочие графини Помпадур. Поговорив с Собакиной, я тут же поставил шестому отделу задачу — отправить пару человек, одного в Австралию, другого в Канаду. Каждый пусть ищет там небогатую девушку, из простой семьи, похожую вот на эти фотографии. И чтобы она была согласна на несколько лет уехать работать в российскую глубинку, где за очень хорошие деньги эти самые несколько лет трудилась бы гувернанткой, учительницей английского или неважно кем еще. А Ксению я пока направил учиться летать — давно пора было иметь своего человека в Англии, желательно поблизости от де Хэвиленда, который, по отрывочным слухам, уже достиг определенных результатов. Про дела во Франции со временем тоже не помешает узнавать из первых рук, но пока хватало и газет. Они там отличались совершенно восхитительной болтливостью, так что про дела Сантос-Дюмона и недавно занявшегося авиацией Фармана я был в общем в курсе. С Германией же все было просто замечательно — граф Цеппелин писал мне часто и подробно, и не только про свой дирижабль L-2.

А кроме плетения интриг и подготовки шпионских страстей мне скоро предстояло взвалить на свои плечи еще одно направление — ракеты. Я долго сомневался, прежде чем пригласить к нам Циолковского. Он, конечно, талантливый ученый, и неважно, что совершенно непрактичный, я не собирался вешать на него административные функции. Основные опасения внушало то, что Константин Эдуардович был идеалистом и мечтателем, я таких людей всегда как-то не очень хорошо понимал, а поэтому несколько опасался. Но все-таки, подумав, решил, что пусть лучше он мечтает себе здесь, под нашим присмотром и не в такой нищете, как до этого. И желательно подольше не посвящать его в тонкости планируемого применения ракет.