Прорыв «попаданцев». «Кадры решают всё!» - Конторович Александр Сергеевич

— Готовьсь!

— Ворочай назад до упора!

Пушки на палубе — в ряд, сверкают, словно здесь не «Исабель», а «Варяг». Вокруг каждой — свита из полудюжины канониров. Крутятся маховики, ползут под многотонными стволами градусы полуциркульных салазок. Такие станки пока только у нас. Мелочь? Эта мелочь заставила поставить на фрегат двадцать орудий вместо тридцати шести. Зато теперь, когда алжирец думает, что он в мертвой зоне…

— Снаряд в дуло!

Ядра в жаровнях накалены докрасна. Их, пудовые, тащат специальными щипцами — урони, будет пожар на собственном борту. Между ядром и зарядом — деревянный пыж, так что жар до пороха дойдет не сразу. Не раньше, чем капитан рявкнет:

— Пали!

От правого крамбола алжирца только щепки летят! Он заваливается в сторону, собираясь ответить на внезапный залп. Только… врага надо знать.

— Диего, прячься за мачту! Сеньоры, сейчас нам ответят, но все пойдет поверх голов.

То же, но короче и грубей, повторяют артиллерийские офицеры на палубах:

— Алжирец трус, поверх голов пальнет… не кланяйся!

Выучка дает плоды. За год мы достигли английского стандарта: делаем два залпа в три минуты. Сейчас, из-за каленых ядер — в четыре. Алжирцы способны на один в три, да один уже прошел над головами, насыпав нам на штормовки всякой дряни…

— Диего, ты там жив?

— Сто тридцать градусов!

В нас ведь еще и попасть трудно, и обшивка ядра углом встречает: и толще выходит, и есть шанс на рикошет. И все из-за переделки станков!

Мы отвечаем. Раз, другой… Вот кто-то уронил ядро, его заливают водой и уксусом. Шипение, едчайшая вонь. В лазарет тащат раненого — щепой распороло ногу. Зато над палубой летят выкрики хищной радости:

— Турок горит! Сант-Яго!

Бой еще не окончен, «Мессудие» продолжает огрызаться, «фески» пытаются сбить пламя. Только мы добавляем и добавляем — наши вошли в раж. У одной из пушек пара бомбардиров, обхватив себя линем, выбросилась за борт — чтобы скорей совать заряды в дуло и сподручней банить. Вот одного втащили обратно — с марсов алжирца еще стреляют. Но это скорее агония. С горящего корабля прыгают в воду, не дожидаясь, пока пламя доберется до погребов. Последняя попытка достать «Исабель» — линкор направлен на нас, как громадный брандер. Огонь добрался до батарей — прощальный сюрприз, не одни мы хитрые. В пламени пожара сами собой палят забитые двойными зарядами пушки. Без прицела, наудачу. Наш фрегат вздрагивает: один из спаренных снарядов вонзается в корму. Быть в офицерских каютах разгрому хлеще, чем если погуляла пара росомах!

Пламя добралось до парусов алжирца. Теперь это плавучий костер, от которого нужно отойти подальше. Нам вовсе не улыбается оказаться под огненным дождем из его обломков: в конце концов, «Сан-Исабель» тоже деревянная. И только когда мы отходим достаточно далеко, капитан распоряжается спустить шлюпки — и принять чужие. Тонущих спасают даже алжирцы, потом, правда, в рабство продают. Испании живые пираты тоже пригодятся. Мануэль Годой уже счел, что фонд для выкупа захваченных берберами пленников куда выгоднее исчислять в головах, чем в золоте… У золота, в конце концов, есть множество иных применений!

Декабрь 1792 года. Калифорния.