И пришел с грозой военной… - Калбазов Константин

Взгляд на часы. Пора бы уже этим аспидам и появиться. Время, в бога, в душу. Вот азиаты клятые, разве ж можно так издеваться-то над живыми людьми? Положено вам с рассветом выходить на позицию – так и неча приказы нарушать. Или не попали на заграждение? Так чего ж тогда наши молчат! Сообщили бы – мол, так и так, пришлепали япошки, стоят себе и наблюдают, промахнулись мимо мин или не дошли до них. Хуже нет, чем ждать и не ведать, что происходит. Нервы. Все на взводе. А и есть от чего. Атака намечалась самоубийственная. Средь бела дня, да по открытому месту, идти в атаку на броненосцы и крейсеры, не имея прикрытия калибром, в одиночку. Конечно, броненосцы должны поддержать, вот только в ту поддержку не очень-то верилось. Эвон «Пересвет» и «Победа» сколь снарядов извели, и все попусту – ни разу не попали. Миноносцам явно не поздоровится – минимум двадцать минут идти под обстрелом, пока выйдут на дистанцию минной атаки. Одно хотя бы успокаивает: нипочем японцам не успеть побить всех, многие все же прорвутся к ним вплотную, а тогда только держись. Вот только кто будет теми счастливчиками?

Наконец к командиру подходит телеграфист: теперь на всех кораблях установлен беспроволочный телеграф – понятно, что лучшие образцы на броненосцах и крейсерах, а сюда сбагрили что поплоше, но и это уже великое дело. Командир резко отбросил в сторону только что прикуренную папиросу, решительно повел плечами, повертел шеей, звонко хрустнув позвонками:

– Ну наконец-то! Машина, самый полный вперед! Ну что, православные, за веру, царя и отечество!

– Ура-а-а!!!

Пошли.

На Электрическом Утесе, как прозвали защитники крепости береговую батарею номер пятнадцать за находящийся здесь самый мощный прожектор береговой обороны, а соответственно и электрическую станцию, в этот предрассветный час царил ажиотаж. Казалось, все командование эскадрой сосредоточилось сейчас здесь. И чего они тут забыли? Командир батареи капитан Степанов, который мог бесстрашно встать грудью против противника и не раз уже это проделывавший, не терявший головы в самые жуткие и отчаянные минуты, способный не только сам стойко переносить тяготы, но и увлечь за собой людей, при виде большого начальства тут же млел и впадал в тихую панику. Понятно, что командование, по сути, не его, но кто знает, чем все это обернется. Вот и сейчас он сопровождал адмирала Макарова, едва справляясь с внутренней дрожью. Он бы с удовольствием ушел куда подальше, да ведь не получится – как-никак он здесь хозяин и от сопровождения гостей никак не отвертеться.

Макаров довольно споро поднялся по ступеням на саму батарею и размашистым шагом, слегка вразвалочку, что присуще всем морякам, направился к брустверу, за которым открывался вид на морскую гладь. Часовой на батарее при виде адмирала и всей его свиты ничуть не растерялся, а, следуя строго по уставу, принял положение «смирно». Понятно, что пост, и посторонним тут делать неча, но вон он командир батареи, пусть у него штаны преют, а наше дело маленькое. Вот кабы одни – тогда да, а так – ну его к ляду. Как только компания с большими погонами миновала его, часовой повернулся и зашагал к другому флангу батареи: тут уж как-нибудь и без него.

Заняв место, откуда было удобнее всего наблюдать за происходящим, Макаров вскинул к глазам морской бинокль. Представители концерна расстарались с подношением – хороший бинокль, мощный, таких здесь раз-два и обчелся. Как пояснили Степану Осиповичу, линзы закупались в Германии, а уже во Владивостоке из них собирали различные оптические приборы. Вот только сейчас практически ничего не видно. Всю поверхность моря, расстилающуюся перед ним, заволокло рваными полосами тумана, так что особо и не рассмотришь, что там происходит. Впрочем, кое-что рассмотреть удалось: вон группа кораблей приняла вправо от прохода и медленно удаляется на запад вдоль Тигрового полуострова, а вон еще одна, эти движутся на юг. Вот они были – а вот уже их не видно, те словно растаяли в молоке тумана. Вскоре вновь появляются их смутные очертания, но уже подальше, а вот они видны ясно, вырвавшись из очередной белесой полосы, и практически тут же вновь ныряют в молочно-белую стену. Одни пропадают из виду, другие появляются, наконец не видно ни одного корабля.

Двое матросов под командой какого-то прапорщика из флотских весьма сноровисто устанавливают на треноге дальномер новой конструкции. Что это, Степанов знает, понятен ему и принцип работы, но как с ним обращаться, ему неизвестно – он вообще впервые видит этот дальномер. Однако то, что ему известно, внушает к новинке уважение, а натура знающего артиллериста подталкивает получше ознакомиться с прибором. Но не сейчас.