Канцлер империи - Величко Андрей Феликсович

— Разумеется, второй, — несколько даже удивился я. — Даже если забыть, что на первый у нас элементарно не хватит денег, то все равно он плох тем, что поощряет в народе соответствующие настроения. Дескать, мне государство должно по жизни! А потом будем удивляться, с чего это либерасты так расплодились.

— Но при этом мы ставим граждан в неравные условия, — заметил император. — Вот, скажем, повстречается грабителям… ну, твой Акимов, например. Так они у него и пискнуть не успеют! А вот, скажем, тот же Циолковский… Думаешь, ему ПФ в кармане сильно поможет?

— Ты, пожалуйста, божий дар с яичницей не путай. Наше дело — дать человеку возможность защищать себя и своих близких, а уж как он ей будет пользоваться — его дело. Но, пожалуй, для тех, кто по состоянию здоровья защищаться сам не в состоянии, надо будет со временем действительно ввести какую-то государственную страховку. Для слепых там или безруких-безногих… А если у человека от избытка гуманизма руки трясутся и очки запотевают, так мы-то тут при чем?

— Но какие-то ограничения ввести надо?

— Пушки гражданам ни к чему и автоматы с пулеметами, пожалуй, тоже, — задумался я, — а остальное, наверное, и ограничивать не надо… Вот только на откуп местным властям этого отдавать нельзя. И, может, хватит на сегодня? Нас, между прочим, обоих жены ждут.

Наутро я завтракал уже в Гатчине, за компанию с его величеством Эдуардом VII. Величество чувствовало себя как на иголках и наконец не выдержало:

— Господин канцлер, не будете ли вы так любезны просветить меня, по каким признаком вы производите людей в свои друзья?

— Мои друзья говорят мне только правду, — пояснил я, — но это процесс постепенный. Скажем, в беседе со мной кто-то не соврал, хотя и мог. Ну, недоговорил, понятно, но все равно — хороший человек. Если хороший человек год таким и остается, то это уже приятель. Ну, а приятель с двухлетним стажем уже называется друг… Это, так сказать, эволюционный путь. Но есть и революционный — это когда я сижу и ничего не подозреваю, а кто-нибудь раз — и совершенно бескорыстно спасает меня от нешуточных неприятностей! Как кайзер в четвертом году — без его явной внешнеполитической поддержки Россия вполне могла получить затяжную войну с японцами. Так что в данный момент я горд, что имею честь беседовать с хорошим человеком Эдуардом.

Несмотря на многолетний стаж хорошего человека в лицедействе, на его лице мелькнула тень мысли, которую я для себя перевел как «эх, повесить бы наглеца». Но ведь здоровье-то не казенное! И Эдик неуверенно сказал:

— Вы знаете, мне кажется, что и якобы настоящий план кабинета про Китай и Южную Африку тоже на самом деле имеет отвлекающий характер… Но клянусь — в Китае действительно что-то задумано! И единственное, что я могу сказать — оно как-то связано с одним китайцем, который до недавнего времени пребывал в Токио, а сейчас перебрался на Гонконг. У него еще какая-то странная для китайца фамилия, кажется, Янсен.

Ага, подумал я, кто же это у нас там такой норвежский в Поднебесной завелся… Е мое, да небось отец китайского народа Сунь Ят Сен! Блин, этот сможет, если захочет. А уж если ему денег подкинут и оружия…

— Давайте договоримся так, — предложил я. — Для подготовки вашего глубокого оздоровления нужно время, не менее полугода. Так что я начинаю готовиться, а вы обращайте внимание на любую мелочь, имеющую отношение к Китаю и вокруг… Только осторожнее, надеюсь, вы понимаете, что стоит тем людям заподозрить вас в двойной игре, и вы покойник?

— Понимаю, — кивнул Эдик, — временами я даже завидовал тому, как у вас поставлена охрана первых лиц государства.

— Кстати, а вам-то что мешает организовать нечто подобное? — предложил я.

— Деньги. Вопреки расхожему мнению, права короля у нас весьма широки, он может объявлять войну, распускать парламент, назначать премьера, причем хоть последнего босяка с улицы… Но вот деньгами он не распоряжается.

— А право помилования у него есть? — поинтересовался я.

— Да, конечно.

— А по частоте оно ограничено — ну, например, сколько раз в день вы его можете объявлять?

— Не знаю, — задумался Эдик, — вроде писанных ограничений нет… Но к чему это?

— А вот представьте себе картину. Не хочет какая-то сволочь давать денег своему законному сюзерену! К ней приходят верные офицеры короля, числом десятка два, и вешают сволочь на люстре в ее же, сволочи, кабинете. Потом бегом бегут к судье, мгновенно во всем признаются, отказываются от суда присяжных и адвоката. Судья быстренько прописывает им веревку, а потом лезет в стол и достает оттуда ваше помилование. Офицеры жмут ему руку и отправляются к следующей сволочи… Это я, конечно, утрирую, но если вы хотите иметь действительно надежную охрану, то подсудна она должна быть только вам. После завтрака Эдик отплыл в свою Англию.