Квартира № 41 - Гребенщиков Андрей

Поняв, что большего не добьешься, Сергей кивнул в сторону неприкрытой головы собеседника и задал последний интересующий его вопрос:

— Как ты… без маски-то?

Ответ вновь не поразил информативностью:

— Мне без надобности. Пойдем, Сереж, нам пора.

* * *

Время. Очень много времени. Дар и бич. Наказание и награда. Последнее прости от исчезнувшего Бога. Он приговорил меня к существованию; странному, одинокому, полному времени. И даровал мне Функцию, власть. Я — проклятый и прощенный. Уничтоженный и спасенный. Паук, плененный собственными сетями…

Анимация смерти, симуляция жизни. Железный цветок в поле из пенопласта. Свет холодной Луны и мрак Солнца. За что?!!

Я знаю, я понял. Не сразу, далеко не сразу. Десятки ночей, переплетенных с бесконечными днями, сотни непролитых слез. Молитвы, вязнущие на полпути к небу. Проклятья, оседающие пылью. ГЕО стала моей тюрьмой — плахой. И новым вместилищем — жизнью. Я — есть.

А ТЕБЯ — нет! Ты ушел и забрал, кого любишь. Нелюбимые чада твои — здесь. А Мишка — друг, родной человек из детства, далекого, никогда не существовавшего прошлого — там… не на развалинах СИНХа, нет… в храме Любви и Света, рядом с ТОБОЙ, в ТВОЕМ сиянии. Мишка заслужил, Мишка достоин. Миллионы достойных… любимых… ушли вместе с ТОБОЙ.

И всего несколько тысяч изгоев… Нам не хватило места в храме? Мы оскверняем его своды? Мы — здесь. ТЫ покарал нас. Жестоко.

Одиночество. Без права на надежду, без права на помилование. Слишком жестоко для тебя…

ТЫ бы так не сделал. ТЫ не говоришь со мной, не отвечаешь мне, но…

ТЫ там, за небом. Сразу за серой, истончившейся кромкой небес… Я вижу ТВОЮ тень — того, кто не оставляет теней. Легкий намек… Невидимое движение солнечного ветра…

Мы выдержим. В рукотворном аду я — Проводник, Судия и Палач. Милосердный и жестокий — мне есть куда низвергнуть грешников; чистым душам — есть, где обрести спасение и покой.

Ад в аду… рай в аду. Какая насмешка. Злая ирония. И никогда ад не был таким притягательным, а рай забытым и покинутым. Ад манит алчных и жадных, безумных в собственных страстях, рай же сокрыт даже от детей — невинных, ангельских созданий…

Но я справлюсь, ТЫ слышишь? Я справлюсь!

… ГЕО. Мир между адом и раем. Врата, которые стережет дух, застрявший меж двух миров.

* * *

Два путника в пустыне. Двое посреди руин мертвого города. В сердце пылевой бури, под слепыми взорами выпотрошенных многоэтажек.

Впереди — легко, пружинисто ступая, идет сталкер в простом военном камуфляже, за ним — медленно бредет облаченный в массивный костюм радзащиты Корнет. Его раны больше не ноют, мышцы и нервы не вопят от извечной боли. Нет в теле легкости, но нет и бремени, только голова тяжела и мысли несутся вскачь…

В глазах рябило. Сквозь визор проглядывались то сломанные карандаши высоток, то миражи прежнего — живого, цветного — города, то всё покрывала серая муть пыли. Справа застыла чаша стадиона, имя которого стерлось из памяти, слева лежал при смерти кинотеатр «Космос». Чуть вдалеке на секунду блеснул золотом купол церкви. «Неужели устояла?!». Корнет был здесь раньше — ДО. Гулял целый день по Плотинке, любовался Храмом-на-Крови, удивлялся смелой архитектуре новостроек, заглядывался на красивых свердловских девчонок стайками прогуливающимися по набережной. Одну из них он даже осмелился пригласить в кино… Тысячу лет назад… И она согласилась — правда только на театр. Там, на горе, да, на той горе стоял ТЮЗ, странное советское здание с очень уютным зрительным залом. Название спектакля давно вылетело из головы, даже имя той девчонки стерлось безвозвратно. Однако ощущение Жизни стремительным потоком ворвалось в сознание — сломив тщательно выстроенные запоры беспамятства, охранявшие Корнета столько времени. Он увидел Жизнь вокруг — пыль разметало ураганным ветром, улицы очистились от толстого слоя грязи и пепла, небо, скинув бельмо копоти, прозрело и озарило мир забытым светом — по блестящему на солнце асфальту весело шлепали возбужденные детишки, легкомысленные парочки обнимались, пожилые люди чему-то задумчиво улыбались… За каменным парапетом игриво журчала маленькая речушка…

«Исеть».

Сергей вздрогнул от неожиданности — «что?».

«Я говорю, мы должны сплавиться по Исети», — голос Игната казался глухим, еле слышным. Его действительно заглушал шум воды. Путники стояли на берегу реки — грязной, мутной, страшной. Цвета поблекли, пенсионеры и малыши исчезли, звуки замерли. Только вода не признавала смерти и куда-то обреченно рвалась изо всех сил, не замолкая и не останавливаясь на минуту.